Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Шрифт:
— Это предстоит сделать в ближайшие дни: возможно, придется похитить девушку, возможно — взломать дверь, перелезть через стену, возможно, что один ветреник окажется в пределах твоей досягаемости и попытается тебе помешать… Ты готов?
— Я готов всегда.
— Впрочем, для военного человека это дело такое же простое, как ограбление фруктового сада для школьника… Четверти часа и двух железных пальцев для этого вполне достаточно.
Капитан Якобус подбоченился и, крутя ус, сказал:
— Если это такое простое дело, почему бы графу Паппенхейму не попробовать это сделать самому? — спросил он. Стоило ли беспокоить капитана ради того, что под силу школьнику?
— Ты хочешь знать, почему я сам не берусь за это дело? Знай же: наследному маршалу Германской империи не совсем к лицу поднимать шпагу против нескольких батраков во главе с ребенком. Если случайно возникнет какое-то опасное осложнение, что ж, я вмешаюсь!
— Ладно! — сказал капитан. — Все операцию выполняют мои люди, а вы берете девушку… я правильно все понимаю?
— Значит ли это, что ты отказываешься?
— Ах, господин граф, я воевал в Германии с графом Масфельдом, в Польше — с королем Сигизмундом, в Италии — с Пикколомини, повидал и многих других. Поэтому с некоторых пор, когда кричат — я глух, когда плачут — я слеп, когда сопротивляются — я наношу удары…
— Что ж, хорошо.
— Между прочим, я действую по поручению одного уважаемого сеньора. Он из Италии, я — из Богемии. Кто заказывает — тот платит, кто платит — тот вынужден подчиниться каким-то условиям.
Граф улыбнулся и, садясь, сказал:
— Думаю, мы договоримся.
— Все решит цифра, которую вы назовете, ваша светлость.
— Даю сто золотых экю.
Капитан поклонился:
— Рука и шпага — ваши, — сказал он.
— Сколько у тебя людей?
— Около тридцати человек. Если понадобится, будет и сотня; мне потребуется всего лишь двадцать четыре часа, что бы собрать их.
— Это ни к чему. Попридержи свою банду ещё дня три в лесах. Мой оруженосец известит тебя, когда придется действовать. Тогда и выступай.
— Договорились.
Г-н де Паппенхейм задумался ещё на минуту, глядя на капитана.
— Надо бы все предусмотреть, — сказал он. — Кстати, не исключено, что тебя уже два или три раза видели с моим верным оруженосцем. Несмотря на то, что вы приняли все меры предосторожности, возможно, чье-то недремлющее око заметило вас, когда вы пересекали старые рвы замка… Старайтесь действовать, не вызывая подозрений. С мэтром Гансом вы больше не увидитесь.
— Каким образом мне будет сообщено о времени выступления?
— Сигналом. Нет ли места, откуда бы замок и это окно были видны как на ладони?
— Пожалуй, лучше всего замок просматривается с Вороньего холма.
— Прекрасно. Необходимо, чтобы каждый день в девять часов ты появлялся там верхом на лошади.
— Ясно. В девять часов, верхом на лошади, — повторился капитан.
— Если ты увидишь в этом окне одну свечу, это означает, что по какой-то причине я вынужден отложить осуществление нашего плана на день или на два.
— Понятно. А если их будет две?
— Значит, все отменяется.
— Какого черта! А как же сто золотых экю?.. У моих людей отличный аппетит и жуткая жажда…
— Обещанная сумма все равно будет ваша. Вы получите свои сто экю.
— Вы говорите как царь Соломон, мудрейший из мудрых…
— Но если ты увидишь в окне три свечи, добавь по кружке вина своим людям и дай двойную порцию фуража лошадям: это означает, что выступление намечено назавтра. Идет?
— Как скажете, ваша милость.
— А! Вот что еще! Я не люблю, когда зря бренчат шпагами. Если похищение удастся — не затевайте никакой драки, и если не будет сопротивления — никакой стрельбы!
Недовольная гримаса появилась на лице капитана:
— Вы портите все удовольствие, господин граф… Мы что: мы в Моравии сжигаем монастыри, в Пфальце — деревни, в Венгрии — замки, и это греет и забавляет солдата…
— Таково мое условие — избегать лишних неприятностей… Один раз и ты мог бы отступить от своих правил? Не так ли?
— Ради вас, ваша светлость, я готов взять грех на душу. Ладно, мы не станем ничего жечь…
— А вообще-то, кто знает как будут разворачиваться события… Есть здесь один дворянин, задиристый, как молодой петушок… У него, разумеется, есть слуги, друзья… Если он возьмется за шпагу, возможно, что опасной стычки не миновать.
— Тем лучше! Будем драться!
— Тебе придется захватить замок и обезоружить дворню. Мои люди будут конвоировать девушку.
— После того, как мы похитим ее?
— Разумеется. Кстати, позаботьтесь о том, чтобы сохранить её невинность.
— А потом?
— Потом, капитан Якобус, тебе будет позволено пропивать и проедать твои сто золотых экю. Пусть твои люди от души повеселятся.
— Конечно. Приятно, граф, что вы это понимаете. А теперь давайте позаботимся о будущих покойниках.
— Что ты имеешь в виду?
— Я прошу по десять экю за каждого из них. Будут вдовы и сироты, господин граф. Особенно вдовы — они всегда рыдают — и не только от горя, но и от страха остаться в нищете… Надо им помочь!.. И кроме того, покойник — для меня означает ещё и то, что в моей команде стало одним солдатом меньше.
— Ты получишь по десять экю за каждого погибшего бойца.
— За такую цену, господин граф, вся команда целиком ваша. Исключая меня, конечно.
Г-н де Паппенхейм пожал руку собеседнику, и капитан Якобус удалился в сопровождении оруженосца, несущего факел.
И уже вдогонку капитану граф сказал:
— Вы оба вошли через куртинную лестницу. Выходите через караульную дверь — излишняя осторожность не повредит.
В следующее мгновение капитан Якобус и оруженосец исчезли в черном проеме винтовой лестницы.