Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Шрифт:
— Поскольку судьба вам покровительствует, предоставьте это ей, милая, — произнесла баронесса, удаляясь и окидывая взглядом цыганку.
Вирта опять завладела рукой Адриен.
— Арман-Луи, — прошептала она тихо.
Адриен задрожала с головы до ног. Но цыганка, изучая линии прекрасной руки Адриен, продолжала:
— За вами наблюдают, не волнуйтесь, попытайтесь улыбнуться, я видела вашего возлюбленного; он здесь, рядом, он освободит вас… Будьте готовы к первому сигналу; оставьте свою лампу зажженной. И если вы услышите, как я пою ночью, откройте вашу дверь… А сейчас заставьте думать мадам Игомер, что вы расстроены. Нужно пострадать немного ради того, кто вас так сильно любит.
Вирта отпустила руку Адриен и, перебирая пальцами на тамбурине, нежно запела:
Я люблю! — говорит бледная луна,
Которая купает в волнах
Свой золотой диск.
Я люблю! — говорит увядший цветок,
Которого небрежно несет ручей.
Бубен звенел, звенели медные кольца, и Вирта продолжала, бросая украдкой взгляды на Патрицио Бемпо, в свою очередь неотрывно глядевшего на нее.
Я люблю! — Говорит луне волна,
Набегая на песчаные дюны.
Я люблю! Говорит птица, парящая в небе
Меж струящимися облаками.
— Ну, что ж? — проговорила мадам д`Игомер, бросая на ладонь цыганки золотую монету.
— Ну, что ж? — повторила Адриен, — нужно заплатить, чтобы узнать свою судьбу.
Мадам д`Игомер поцеловала её в лоб.
Вирта незаметно исчезла, но галереи не покинула. Патрицио неотступно следовал за ней. Девушка остановилась на краю рва и бросила туда золотую монету, которую дала ей баронесса. В то время, как золотой кружок исчезал в воде, Вирта всплеснула руками с чувством гнева и наслаждения.
Патрицио тем временем заговорил с ней:
— Эти слова, который я только что слышал в вашей песне, скажете ли вы их мне когда-нибудь?
Вирта внимательно оглядела его.
— А почему я должна говорить их тому, кто их не заслуживает?
— Что заставляет вас так говорить? Я весь перед вами! Командуйте, приказывайте! — воскликнул Патрицио, шагая рядом с девушкой, очарованный её красотой.
— Это все слова! — возразила Вирта. — Другие предлагают мне золото, драгоценности, богатство, вызывающее зависть, все, что может завоевать шпага солдата. Но ещё никто мне не сказал: «Вот мое сердце, вот моя жизнь, чтобы ни было, я ваш!»
— Разве вы не знаете, что я принадлежу вам? Разве вы этого не видите?
Вирта закрыла своей рукой рот Патрицио и, приблизив к нему свои горящие ярким пламенем глаза, прошептала:
— Хватит обещаний! Если я попрошу вас о двух вещах, поклянитесь, что вы исполните их.
— Я? Говорите, — произнес лейтенант Матеуса, прижимаясь губами к руке цыганки.
— Всего две вещи, ничего более: ключ от этой двери, находящейся у входа в замок…
— От этой двери, которую я обязан стеречь?
— А также пароль, позволяющий свободно войти в замок и миновать с десяток часовых, охраняющих стены.
— Пароль тоже? Но, Вирта, поймите, вы требуете мою жизнь, а вместе с ней и честь солдата. Вирта прикрыла глаза, затем резко открыла их:
— Обещайте мне их доверить!
— Вирта, все, кроме этого.
— Что вы сказали? Не будем об этом больше, вы такой же как и все! Печально, когда любовь не может ничего дать.
Вирта повернула к лесу, не глядя на Патрицио. Он последовал за ней.
— Но этот ключ и пароль, для чего вам это? — снова начал он.
— Для чего? — переспросила Вирта, медленно ступая по дорожке. — Я мечтала с помощью этого ключа, незаметно, на закате дня, вместе с вами проникнуть в Драшенфельд. С помощью пароля мы легко и быстро минуем часовых. Утром мы вернемся, как птицы возвращаются в гнездо, и мои родные из табора не узнают, что я не ночевала дома.
— Вирта! Это правда? Вы обещаете?
— Я ничего не обещаю. Я прилетаю и улетаю, как ласточка. Случай привел меня к подножию этих стен, случай заставил искать дверь. Но зачем её открывать, когда за ней прячется трусливый, как заяц и скользкий, как угорь, лейтенант? Ах, Патрицио, вы, как пожар, бушующий вдалеке. К нему бегут, но когда приближаются — это всего лишь пепел.
— Вирта, вот ключ! — вскричал побежденный Патрицио.
— Ключ — это хорошо, но это ещё не все. Еще есть пароль.
Патрицио вздохнул, как человек, над которым довлеют непреодолимые обстоятельства:
— Герцог и император! — произнес он.
И, упав на колени перед Виртой, он спрятал голову в её коленях.
24. Потайной ход Драшенфельда
На следующий день, ближе к вечеру, Арман-Луи, не теряющий ни на минуту из поля зрения Драшенфельд, заметил на вершине башни, в которой жила м-ль де Сувини, свет, похожий на мерцающую звезду.
— Глядите, — обратился Арман-Луи к Магнусу.
— Да, цыганка не теряла времени, — ответил Магнус. Предупредили Рено и посовещавшись, решили, что операцию можно будет провести ближе к ночи.
— Тем лучше, — произнес Коллонж, — а то я уже начал побаиваться, что убью слишком много хорватов.
Час спустя после этого разговора, группа драгун, во главе с Магнусом, Каркефу и Рудигером, остановились у кромки леса. Сзади, на небольшом расстоянии, несколько солдат держали за уздцы оседланный лошадей. Ими командовал Агрофой. Наконец тронулись в путь. Остатки отряда замаскировались в зарослях вереска; немного впереди, скрытые от постороннего взгляда складками местности, залегли Арман-Луи и Рено со своими слугами. Ночь была ясной и звездной.
Арман-Луи и Рено пробыли на своем посту около четверти часа, когда вдруг до них донесся шум легких шагов. Женщина, завернутая в плащ, прошла мимо них и направилась к замку.
— Вирта! — прошептал Магнус на ухо г-ну де ла Гершу.
Цыганка появилась на фоне черных теней, отбрасываемых стенами замка. За ней по краю рва, как ужи в вересковых зарослях, ползли Магнус и Каркефу. Недалеко от них стоял на страже Рудигер.
Лежа совсем рядом с ними, затаив дыхание, Арман-Луи и Рено неотрывно смотрели на потайную дверь, казавшуюся черной дырой на фоне земляного рва.