Добро Пожаловать В Ад
Шрифт:
— Пускай побеснуются, — ухмыльнулся Карим. — Минут через двадцать закончится. Только бы не минометы…
Сверкнул луч прожектора, пополз желтым кругляшом по пустырю, ощупывая каждую кочку. Тявкнул автоматический гранатомет, и первая серия мин захлопала слева метрах в сорока.
— А теперь пора сваливать, — встревожился Карим. — Быстрее…
Выбравшись из канавы, они быстро поползли к околице, застывая неподвижно лишь тогда, когда луч прожектора подбирался совсем близко и вот-вот должен был пройтись по ним, и когда в небо, с шипением, взлетала очередная ракета.
Выли мины, взметая землю и снег, трассирующие очереди прошивали пространство, срезая сухую полынь, раскаленными искрами рикошетили, уносясь в небо…
Вымотанные до предела, они доползли до окраины, и уже здесь, недосягаемые для противника, откинулись на снегу, прерывисто дыша.
— Молоток! — Карим толкнул Руслана, одобрительно показав большой палец. — Экзамен прошел… Нате вам, суки!
Стоя на вымазанных землей коленях, он ударил ладонью по сгибу руки и хрипло захохотал…
Глава семнадцатая
— Жратва, дрянь! — возмущался Сумин, соскребая ложкой со стенок алюминиевого котелка подгоревшую гречневую кашу. — Набрали не поваров, а дегенератов. Что сложного, стой да помешивай веслом… Так нет же, из конфетки дерьмо варганят…
— Согласен с тобой, дружище, — отозвался с матраса Иван Бурков, ковыряясь спичкой в зубах. — Но, с другой стороны, голод не тетка. Жрать захочешь, так не будешь привередничать: съедобно, не съедобно.
Каша действительно была ни к черту. Повара, привыкшие к электропечам и прочим удобствам гарнизонных столовых, в полевых условиях мучились с походными кухнями. Мавлатов, уходивший в хозвзвод затемно и возвращавшийся в палатку задолго после отбоя, жаловался:
— Что ти будишь делать?! Вроди все по правилам… А чуть пиридержишь, сгарело. Потушишь раньше, сирое, на зубах хрустит. Ох, марока…
Сломав о колено толстый сук, Турбин прихваткой открыл накалившуюся дверцу буржуйки — лицо обдало сухим жаром, он невольно отодвинулся. Печь уже прогорела, на колосниках тлели красные угли.
Подбросив дров, поправил накренившуюся в консервной банке свечу, с которой беспрестанно капал расплавленный парафин. Крошечное пламя заметалось от движения, грозя погаснуть…
Суконная занавеска на колечках отъехала, пригнув голову, в палатку вошел Черемушкин и потеснился, пропуская следом Коновалова, тащившего вещмешок.
— Как дела, архаровцы? — весело спросил он, всматриваясь в полутьму, где завозились в спальниках, устроившиеся ко сну бойцы. — Дрыхните?.. Рановато. А ну, подъем!
В правой руке лейтенант держал ружейный чехол, он снова всмотрелся в белеющие смутными пятнами лица солдат, кого-то высматривая.
— Темно, как у негра… Эй, Бурков, ты здесь?
— А где мне быть? — не по-уставному проворчал Иван, поднимаясь с матраса.
Он полез ко свету, стараясь не наступить на лежащих.
— Аккуратнее! — повысил голос Максимов, когда ботинок Буркова ступил в сантиметре от его локтя.
— Не боись, Михаил, я ж аккуратненько…
— Знаю я твое аккуратненько. Ухо отдавишь, и будто не при делах.
Хорошей была водка, И славный вечер был, Но кто же мне в палатке На морду наступил?…— продекламировал кто-то из потемок, и палатка взорвалась от хохота.
Смеялся и Черемушкин. Смеялся, хотя самому было не до смеха.
Бойцы ведь еще не знают, что предстоит в новогоднюю ночь. А задача, какой бы простой со слов полковника Рюмина она не представлялась, на деле может статься кровью. Кровь, она уже льется, соседи, стоявшие в пяти километрах от Петропавловской, несут потери. Какой-то час назад, в будке у связиста, он сам слышал в эфире сбивчивый доклад об обстреле, о «трехсотом», которого необходимо срочно переправить в госпиталь. А потом на волну вклинился чеченец, перемежая картавую речь отборным матом, клялся устроить ночь длинных ножей…
— Держи, — подал Буркову тяжелый чехол.
— Что это? — принимая сверток, спросил солдат.
— Подарок к Новому году!
Бурков отвел молнию и в наступившей тишине вынул из чехла снайперскую винтовку Драгунова, с удивлением посмотрел на взводного.
— Принимай, промысловик. Тебе нужнее будет.
— Откуда? — поразился Бурков, усаживаясь под трепещущий фитилек свечи.
Он любовно огладил сверкающее лаком цевье, отвел затвор, заглядывая в пустой казенник.
— От Деда Мороза! — посмеялся стоявший за взводным Коновалов. — Комбат подогнал. Ихний снайпер еще тот, со ста шагов в мишень не попал. Сушкин списал его в автоматчики, а чтобы добро не пропадало — тебе. Товарищ лейтенант дюже тебя нахвалил.
— Спасибо, — просто сказал Иван, любуясь винтовкой.
— Да, чтобы не забыть, — Коновалов запустил пятерню в вещмешок и бросил ему прицел в брезентовом футляре.
— Сдурел?! Кто ж так с оптикой обращается? — Бурков едва поймал его на лету. — А если посбивал?
— У тебя скоро появится шанс пристрелять ее, — ответил за каптера Черемушкин.
— А патроны?
— Ты думаешь, Дед Мороз, в моем лице, только тебе подарки притаранил? — залыбился Коновалов. — Подходи, братва, только не все разом. Соблюдайте очередь!..
Из вещмешка он достал четыре пачки патронов, выложил на стол.
— Лишнего не берите, каждому по сто двадцать штук. Все под роспись…
Очереди не получилось. Вокруг него сгрудилась толпа, Коновалов только и успевал нырять рукой в мешок, раздавал пачки, и распрямил порядком затекшую спину лишь тогда, когда увесистый мешок опустел.