Добро Пожаловать В Ад
Шрифт:
— А если местные начнут высказывать свое недовольство? — уточнил лейтенант Баранов. — Тогда какие наши действия?
Комбат оперся руками о стол и медлительно, сверля его взглядом, произнес:
— Адекватные! И бросьте задавать глупые вопросы. По прибытию со мной держать постоянную связь. Постоянную! — он взглянул на циферблат часов и выпрямился. — Все. Времени на болтологию у нас нет. По коням.
Выйдя из палатки, Баранов дождался Черемушкина.
— Чего мы туда на ночь премся? — вполголоса спросил он. — Ведь так, по большому счету… города мы не знаем, «шанхай» видели только на карте, и то нарисованной бойцом. Мне кажется, и на свету бы блудили, не то, что впотьмах.
— Не бери в голову, Стас. Недооцениваешь наше мудрое начальство. Чечены, как и все нормальные россияне, — не брать в расчет нас! — уже сидят за столами, водочку кушают под холодную закуску, праздник отмечают. Ночью, по пьяному делу, им будет до всего по барабану. Зенки продерут не раньше обеда, полезут в магазины за опохмелкой, а тут — здрасьте! Власть сменилась… Когда у нас народ отходит с новогоднего бодуна?
— Числу к третьему, — не понимая, к чему он клонит, сказал Баранов.
— Ну вот… До третьего января живи спокойно, помереть не дадут. А дальше видно будет.
По протоптанной тропе он вышли к дороге. Батальон, предоставленный сам себе, сломал строй, в ночном воздухе раздавались громкие голоса, вспыхивали и гасли красные точки сигарет.
— Становись! — скомандовал Черемушкин.
Искры полетели под ноги, и подхваченные ветром, уносились, растаивали в темноте…
По машинам расселись быстро, без излишней суеты и шума.
Закрыв борт, Турбин набросил на защелку толстую цепь, то же сделал с другой стороны Сумин.
— Что, братцы, с Богом?! — в наступившей тишине негромко произнес Кошкин.
Из темноты появился Черемушкин, спросил, подойдя к борту:
— Все на месте, никого не потеряли?
— Дезертиров нет, командир.
Он влез в кабину, машина заворчала и тронулась.
Подсвечивая путь маскировочными фарами, колонна черепашьим шагом приближалась к Грозному. Город уже был визуально виден. Включив прибор ночного видения, комбат рассматривал близкие городские кварталы, до которых было всего несколько сот метров.
Улицы были пустынны, по крайней мере, он не замечал движения. Не горели фонари, что вполне понятно для окраины; и ни в одном окне, ни малейшего намека на свет.
А вот это уже странно. Светомаскировка, или жители ушли, побросав дома, не дожидаясь штурма?
Слева, из-за островерхих крыш, взвилась и повисла, сыпля желтыми брызгами, осветительная ракета. Она горела недолго, всего несколько секунд, оставляя дымный след, и, погаснув, вновь погрузила предместье в темноту.
«Вот и все, — подумал комбат, подтянув за ремень автомат. — Считай, что приехали».
На кочке грузовик тряхнуло. Клыков схватился за борт, удерживаясь на скамье, и уронил на пол автомат.
— Эй, поаккуратнее! — пробасил сидевший напротив старшина. — Надеюсь, ты его с предохранителя не снимал?
— Не-а, — подобрав автомат, промямлил Клыков.
— И не трогай! А то раньше времени нас перестреляешь, вояка.
Клыков завозился на скамье, глядя на старшину исподлобья.
— Был у нас в роте один такой. Пошли как-то на огневую отрабатывать метание гранат. Там все чин чинарем: пока инструктор таскал «духов [8] » за шкварник на исходную, гранатки по мишеням швырять, остальные в рове сидят, ждут очереди, чтобы, значит, случайными осколками не задело. Там же взводный гранаты раздает: саму болванку и запал отдельно. Пока суд да дело, перекуры — растабары, этот дебил без всякой команды запал вворачивает, продевает кольцо на палец и начинает крутить. Лейтеха, как увидел, в лице поменялся. По шее ему врезал, обласкал душевно…
8
«духи» (арм. сленг) — отслужившие менее полугода
— И это все? — хмыкнул Кошкин.
— Кабы так… Про него уже все забыли. Вдруг как заорет: «Ложись!». И роняет гранату. А мы-то все помним, — видели, — что она с запалом была! Какая первая мысль? «Доигрался, придурок, довертел кольцо!» Кто на землю, кто нормативы перекрыл, выскочил из этого ровика. Взводный на гранату упал, брюхом закрыл. Секунда, другая… Тишина. Взрыва нет. Лейтенант встает, весь в пыли. Поднимает пустую болванку, без запала. Пошутил, выходит, гаденыш.
— Рожу ему не набили? — поинтересовался Турбин. — За такие подлянки стоило…
— И наш Клык такой же воин, сто пудов гарантии. Следи, как за малым дитем. Лишняя обуза. Крутил бы и дальше в своем хлеву поросям хвосты… И не косись ты, прикладом ненароком приласкаю, таким и останешься.
Отвернувшись от обидчика, солдат полез за сигаретой. Под тентом зажглось маленькое зарево, выхватывая из покачивающегося мрака насупленное лицо, и потухло.
— Я не напрашивался, — не глядя ни на кого, сказал он. — А за свинарник нечего на меня наезжать. Сами то мясо в столовке ели.
— Мясо? Ни разу не видел, чтобы в котел повара вырезку опускали. А вы, свинари, точно рыла наедали.
— Да по нему не скажешь, — сказал Сумин.
— Ему по сроку службы не положено! А так, не служба — мечта. Подъема и отбоя нет, контроля никакого. Поросенка забили, на сковородку. Кто считать будет? А и начнут, отговорка есть. Сдох или крысы сперли. Верно?
— Бывало, — сознался Клыков.
— Да ладно, будешь заливать. Нужна увольнительная, ротному принес кусок мяса…
— И как ты с такого рая с нами угодил? — перебил старшину Турбин. — Кому дорогу перешел?
Клыков шумно вздохнул, до сих пор, видно, сожалея о сделанной оплошности:
— Как раз именно ротному с поросенком отказал!
Слова его потонули во всеобщем хохоте.
— «Гавана три» — «Гаване один», как слышишь меня, прием? — затрещал динамик рации.
Приложив к уху резиновый наушник, Меньшов нажал кнопку вызова.
— На приеме «первый».