Добро Пожаловать В Ад
Шрифт:
Застучал автомат…
Замешательство было секундным. К дому, согнувшись в три погибели, ринулся Турбин. На ходу запнувшись, он полетел кубарем, чем… спас себе жизнь. Автоматчик переключился на него, и пули просвистели, не задев самую малость. Подхватившись с земли, Турбин перекатился к дому, трясущимися от волнения руками вырвал из клапана гранату и, вытащив чеку, забросил в окно.
В доме шарахнуло так, что разбитая в щепы рама с остатками стекла, вылетела на крыльцо.
Он поднялся, ноги предательски подламывались в коленках.
Окруженный бойцами, лейтенант Черемушкин стоял подле распростертого тела, опустив голову.
— Как же так, Максимов? — не замечая никого, шептал он. — Как же так?..
Полуприкрытые глаза старшины смотрели мимо него на бледный диск луны, теряя живой блеск.
Стащив со стриженой головы шапку, лейтенант провел ладонью по его теплому еще лицу, закрывая веки. Расстегнув бушлат, вытащил из кармана военный билет и пачку писем, переложил к себе.
— Прости, Максимов…
Разведя створки ворот, они высыпали на дорогу, готовые немедленно вступить в бой. С перекрестка по ним открыли огонь, заставив залечь.
Упав за тополем, Турбин бесцельно высадил рожок по перебегающим боевикам, автомат заглох. Думая, что перекосило патрон, он еще раз передернул затвор, но «калаш» вновь ответил сухим щелчком бойка. Отстегнув, отбросил пустой магазин, угодив в забившегося в придорожную канаву Клыкова.
— Ты!.. — прохрипел, пихнув его берцем в плечо. — Ты чего не стреляешь?!
Клыков поднял на него обезумевшие глаза, невнятно пробормотал.
— Струсил, сволочь?! Стреляй!
Схватив сдрейфившего свинаря за болтающийся по спине капюшон, дернул к себе. Материал не выдержал и с треском оторвался. Повизгивая побитым щенком, Клыков подполз к нему, высунул измазанный ствол и выпустил очередь по крышам.
Матерясь, Турбин всовывал снаряженный рожок в автомат, и не попадал. Руки тряслись, как с похмелья. Сделав над собой волевое усилие, он вставил на место проклятый рожок, загнал патрон и подсел к тополю.
Боевик в болтающемся фалдами белом балахоне перебегал улицу, метя укрыться за поддоном кирпича. Поймав его на мушку, Турбин нажал на спуск, и автомат забился в руках, как живой. Чеченец на бегу запнулся, словно зацепил проволоку, полетел на землю.
— А! — торжествующе вскричал Турбин — Можно вас, сук, бить, можно!.. Стреляй, Валерка, ну!..
Клыков ответил какой-то жалкой, вымученной улыбкой.
— Ты держи их, чтобы ни одна сволочь… А я счас…
Уперевшись ладонями в заледеневшую грязь, он порывисто вскочил и зигзагами побежал к пылающему «Уралу». Брезентовый тент уже начисто выгорел, огонь пожирал деревянные борта, чадили занявшиеся покрышки.
Пули противно запели над самой головой, он упал и пополз.
Извиваясь всем телом, Турбин подобрался к лежащему возле дымящегося колеса солдату, перевернул к себе.
Рука его одеревенело упала, грязные пальцы не по живому скрючены. Помочь ему было уже нечем.
Он пополз дальше, от тела к телу, теряя им всякий счет, не находя живых.
— Куда, Турбин?! — окликнул засевший за водопроводной колонкой лейтенант. — Назад! Убьют, дурак!
Собравшись с духом, Турбин добежал до уткнувшегося в дерево бронетранспортера. В салоне гудело пламя, вырывалось наружу, облизывая броню.
В метре от десантного люка лежал обгоревший человек, от его одежды все еще исходил дымок. Турбин не сразу распознал в изуродованном ожогами лице комбата. Волосы и брови его обгорели, водянистые пузыри вздулись на лбу и на впалых щеках, с ладоней лохмотьями отставала кожа…
Он не поверил, услышав слабый стон; наклонился к комбату, пытаясь уловить признаки жизни. Боясь причинить лишнюю боль, коснулся пальцами шеи, нащупывал артерию. Под огрубевшими подушечками почудились слабые толчки.
— Лейтенант! — высунувшись за бронемашину, позвал он. — Здесь товарищ майор.
Услышав зов, Черемушкин опрометью перебежал дорогу, вбежал под защиту брони.
— Жив? — склонившись над комбатом, спросил Турбина.
— Вроде дышит.
— Как же его… Промедол есть?
Турбин вытащил из бушлата оранжевую пластмассовую аптечку. Открыв крышку, извлек крохотный пузырек, скрутил колпачок.
— Дай-ка мне, — взводный отобрал у него шприц.
Примерившись, не закатывая штанину, вонзил иголку в бедро комбата.
— Сматываться надо, — не сводя глаз с обезображенного лица, облизнул губы Турбин. — Иначе нас тут всех…
Лейтенант промолчал. Вскинул автомат на чье-то тяжелое топанье и выругался, когда к бронетранспортеру, в сбитой набекрень шапке, подбежал ефрейтор Сургучев.
— Товарищ лейтенант, — переводя дыхание, доложил он. — Чечены отходят. Как шакалы, в натуре. Исподтишка куснули, а как стало горячо… Может, в погоню?..
— Куда?! Иди, собирай народ. Будем уходить.
— Зря, — пробормотал ефрейтор. — Упустим момент.
— Исполняйте! И поправьте головной убор. Что за вид?
— Есть. — Обиженно засопел Сургучев, сдвинул шапку как положено, и исчез также внезапно, как появился.
… Стрельба с новой силой разгорелась минут через десять, в тот момент, когда взвод скучился за бронетранспортером.
Стащив рацию с плеч, связист вызывал Меньшова:
— «Гавана три», ответьте «Иволге».