Добровольцы
Шрифт:
Но вскоре Миша не выдержал.
— У тебя что в узле там? Белье, гребень, мыло…
— Белье, гребень, мыло, — передразнил Миша, — барышня кисейная, маменькин сынок! А хлеба не брал?
— Хлеба? Нет. Ведь на станциях можно купить. У меня десять рублей есть, — обиженно ответил Андрюша.
— Ну и сиди со своими десятью рублями, — разозлился Миша, — деньги, небось, у меня и у самого есть, а ну-ка, укуси их!
Совсем уж светло стало, когда поезд остановился на большой узловой станции и мальчикам можно было слезть со своей крыши. Соскользнув вниз, Андрюша грохнулся
В происходившей сутолоке никто не обратил внимания на валявшихся на платформе детей. Несколько раз наткнулись на них и даже ушибли. Мише изрядно попало каким-то ящиком по голове, а Андрюше больно отдавили руку. Обоим намяли бока. Как только онемевшие члены их расправились настолько, что можно было стоять на ногах, мальчики побежали к буфету.
— Пирогов дайте! — еще издали крикнул Миша первому попавшему им навстречу официанту.
— Нет пирогов, — небрежно ответил тот.
— Ну мяса, колбасы, чего-нибудь дайте! — нетерпеливо крикнул мальчик.
— Ничего нет, — неохотно проронил лакей.
— Ничего нет?! — повторил озадаченный Миша. — Да он просто спит и двинуться не хочет. Идем скорее к стойке.
Но в буфете действительно ничего не оказалось. На вокзале в ожидании поезда ночевало столько народа, что все заготовленное было продано.
— Ну и порядки! — выпалил Миша, но голос его звучал уже менее уверенно.
Андрюша потупился.
— Что ж нам теперь делать? — растерянно спросил Миша.
— Подождем, может, принесут что-нибудь попозже или в буфете приготовят, — нерешительно ответил Андрюша.
Долго пришлось ждать мальчикам, — на вокзале все еще ничего не было. Наконец, часа через три по приходе поезда показалась шедшая из города торговка с булками. Издали заметили ее голодные путешественники. И когда к великой радости принялись за горячий хлеб, он показался им таким вкусным, какого они еще никогда не ели.
Подкрепившись, мальчики стали обсуждать вопрос о дальнейшем пути и решили попробовать взять билеты. Им страшно было и подумать о прежних местах на крыше вагона, да к тому же, ехать теперь надо в другую сторону, с другим поездом.
Однако касса оказалась закрытой. Миша попытался узнать у носильщика, когда ее откроют, но тот грубо ответил:
— Может, и никогда.
— Как — никогда? — изумленно спросил Миша. Испуганный и наивный вид мальчиков смягчил стоявшего вблизи другого носильщика с большой седой бородой. Он подошел к детям и спросил, улыбаясь:
— Вам куда ехать-то?
— В действующ… — поторопился, было, Андрюша, но Миша перебил его, толкнув в бок, и быстро ответил:
— В К.
— Туда билеты выдают только с разрешения начальства, — сказал носильщик, и прищуренные глаза его точно блеснули насмешкой. — Тэ-э-кс, — протянул он. — Неудача вам, значит, паничи. Да вам зачем, собственно, в К.?
Андрюша потупился, а Миша, собравшись с духом, краснея и смотря с вызовом на старика, ответил как можно развязнее:
— Родственники у нас там живут.
— Гм… тээкс… родственники. Идите-ка вы лучше, откуда пришли, вот что я вам скажу, — посоветовал старик. — Никого теперь из мирных жителей в К. нет. А детей и подавно никто не пустит. Да вы, видно, неспроста как будто…
Смущенные подозрениями старика и негодующие на то, что их обозвали детьми, мальчики поспешили прекратить разговор.
— Что же нам делать? Что нам делать, Миша? — тревожно спрашивал Андрюша.
— Глупости! — выпалил Миша, — зря болтает, сам ничего не знает! А если даже не пустят ехать, беда невелика. Подумаешь, не справимся без них, как же! Пешком пойдем, и всё тут.
Напрасны были старания мальчиков выехать со станции. Не удалось даже взобраться на крышу вагона, так как поезда шли только воинские, и не только взбираться на крышу, но и подходить к ним близко было неудобно.
Вечером усталые и разочарованные мальчики забрались в уголок платформы, легли на землю, положив под голову узел Андрюши, и немедленно заснули крепким сном.
Крики, топот, свистки локомотивов, грохот приходящих и отходящих поездов — ничто не мешало богатырскому сну измученных «воинов».
…Когда взошло солнце и луч его ласково коснулся головы спящих детей, Андрюша, наконец, проснулся, сел и в недоумении стал озираться. Сразу вспомнил он злоключения предыдущего дня, испугался, что они долго проспали, — быть может, пропустили удобный случай, — и поспешил разбудить Мишу.
Мальчики быстро вскочили и пошли на разведку.
В конце платформы толпился народ, и они направились туда.
— Что случилось? — спросил Миша у торговки яблоками, стоявшей тут же с корзиной.
— Ничего не случилось, панич, раненых ждем, вот и собрались. Сейчас, говорили, должен поезд подойти.
И действительно вскоре на платформе показалась какая-то группа чиновных и важных людей. Впереди шли сестры милосердия. А несколько минут спустя с грохотом подошел поезд.
— Раненые. — Много раненых! — Первых раненых везут, — проносилось в толпе, когда поезд подходил. Но не успел он остановиться, как на платформе водворилась глубокая тишина. Никто не двигался, только головы были вытянуты по направлению поезда да глаза направлены на двери вагонов, в которых стали появляться солдатские шинели. Всюду мелькали белые пятна перевязок.
— Голубчики! — простонала торговка, нарушая тишину, у нее навернулись на глазах слезы. — Болезные, спасители наши!
Андрюша и Миша стояли, потрясенные, не смея двинуться. «Война, убивают, много убитых и раненых», — все эти слова они слышали, знали, но все это было где-то там, далеко. Они слышали слова, но того, что скрывалось за ними, они не видели, и потому оно казалось им странным, жутким, немного сказочным и заманчивым. А теперь перед ними стояли и лежали люди. Самые обыкновенные солдатики! Люди эти страдали, чуть не были убиты, быть может, многие из них скоро умрут. И вот они стоят, сидят, лежат и, кроме большого страдания, все в них самое обыкновенное. Это как-то совсем не вязалось с тем героическим образом, какой рисовался в воображении у мальчиков.