Добрые феечки Нью-Йорка
Шрифт:
Квартира Керри состояла из двух маленьких комнат. Кровать стояла на возвышении, в котором Керри хранила одежду. Она опустилась на кровать, Мораг присела рядом.
— У нас в Шотландии, — сказала фея, — я известна своими обостренными экстрасенсорными способностями. — У меня такое ощущение, что все то время, что я тут, ты ни разу не чувствовала себя счастливой. Я права?
Керри расплакалась.
— Я была несчастной задолго до того, как ты появилась, — проговорила она.
— Почему? У тебя вроде все хорошо. Я бы даже сказала, просто
Керри поглядела на плакат «Нью-Йорк Доллз». Музыканты в ответ надулись.
— Я отшиваю их из-за своей болезни, — объяснила Керри.
У Керри была болезнь Крона [7] — один из самых гадостных недугов, от которого у человека гниют кишки.
— Время от времени врачи удаляют сгнившие части.
Фея содрогнулась. В голове такое не укладывалось.
Керри расстегнула блузку. На левом боку у нее был прикреплен пакет.
Мораг не знала, что такое калоприемник и как им пользуются, и Керри пришлось ей объяснить.
7
Болезнь Крона — хроническое воспаление желудочно-кишечного тракта, в особенности тонкой и толстой кишок, впервые описано в 1932 г. американским терапевтом Б.Б. Кроном (1884—1983).
Фея печально уставилась в окно. Мимо протекала жизнь, но Мораг больше не радовалась ей. Она пыталась представить, каково это — жить с дыркой в боку, через которую твои экскременты вываливаются в пакет.
Солнце припекало сегодня особенно сильно. Всех одолевала жара. Пешеходы шли по тротуарам, истекая потом, водители ругались и бибикали.
Керри погладила трехцветковый валлийский мак — безумно редкий цветок, гордость ее коллекции. Он рос на развалинах какого-то дома, и именно эта находка побудила Керри взяться за составление цветочного алфавита. Она целовала его, гладила и говорила ему всякие ласковые слова.
Затем она проверила свое последнее приобретение — губастик пурпуровый, симпатичный красно-желтый цветок. Скоро он пополнит собой алфавит, а сейчас, срезанный, висит головкой вниз для засушки. Когда он засохнет, Керри обрызгает его лаком для волос, чтобы лучше сохранился, и присоединит к пятнадцати другим цветкам, лежащим на полу.
Кэл перестал за ней ухаживать, когда узнал про калоприемник. Он сказал, что не готов встречаться с девушкой, у которой с боку вываливаются какашки. От этих слов на душе у нее стало паршиво.
Мораг тяжело вздохнула. Да уж, действительно: быть человеком иногда очень и очень неприятно.
ШЕСТЬ
— Не нужно мне никаких уроков скрипки! — заявил Динни.— И ты мне тут не нужна. Отправляйся к своей подруге.
— Какая она мне подруга. — Хизер махнула рукой. — Так, случайная знакомая. Встретила ее себе на беду. Пригрела. Сказать по правде, осточертела она мне.
Хизер уютно
— Только и знает, что хвастаться. А всего-то и есть что экстрасенсорные способности! И что с того? Да они у каждой второй феи есть. У нас таких экстрасенсов как грязи. Тоже мне, дар. Конечно, это она от зависти выкаблучивается — не дают ей покоя мои эффектные золотые волосы, от которых все шотландские мужики буквально с ума сходят. Вот она и бесится. «Джентльмены предпочитают блондинок», как говорили у нас в деревне.
— Ну, волосы у вас обеих крашеные, — заметил Динни, неодобрительно разглядывая малиновые корни ее золотых локонов.
— Но мои смотрятся лучше, — фыркнула фея. — У Мораг свой цвет слишком темный.
Динни мрачно уставился в стену. Даже если бы он верил в существование фей, он бы никогда не подумал, что они с утра до ночи чморят друг-дружкины прически.
Он перевел взгляд на скрипку. На его большом розовом лице пустила корни обреченность. Ничего у него не выйдет. Даже сам инструмент ему уже не нравился, хотя когда Динни только увидел его в лавке старьевщика под грудой поломанных труб, ему показалось, будто это что-то ценное.
В школе Динни немного учился играть на скрипке, но быстро бросил. Эту скрипку, да еще сборник нот он купил, потому что они ему напомнили о школе и том счастливом времени, когда у него еще были друзья.
— Бери скрипку, — скомандовала Хизер.
— Не хочу.
Вот досада. Если Динни не научится играть, что скажет про нее Мораг? Хизер имела глупость брякнуть, что при ее таланте обучить Динни играть на скрипке ничего не стоит.
Теперь ясно, что Мораг нарочно все подстроила: специально стала оскорблять Макинтошей, чтобы взять Хизер на слабо.
— Вот научишься играть и сможешь зарабатывать уличным музыкантом.
— Меня раньше из квартиры вышвырнут. — С тех пор, как украли велосипед, уличные выступления были больной темой.
Хизер запустила руку в копну золотых волос и погляделась в зеркало. Надо что-то делать. Лучше умереть, чем опозориться перед Макферсонами.
— Послушай, — начала она. — А что если мы поступим так: я учу тебя играть. Если у тебя начинает получаться — тебе же лучше, если нет — я ухожу и оставляю тебя в покое. И тебе опять же только лучше.
Мысль о том, что Хизер исчезнет в манхэттенских дебрях, была и впрямь заманчивой.
— Ладно, — согласился Динни. — Давай-ка, научи меня чему-нибудь.
— Я заставлю тебя лизать мою дырку, грязный червяк, — прорычал женский голос. — Только набери 970-Д-О-М-И…
— Пожалуйста, выключи двадцать третий канал, — сказала Хизер. — Он не способствует занятиям музыкой.
Динни расхохотался:
— Можно было догадаться, что феи окажутся ханжами!
— Я вовсе не ханжа. На родине мне не было равных в постели со времен величайшей скрипачки Мэвис Макинтош, а эта феечка как-то раз умудрилась за одну ночь возлечь с восемнадцатью мужчинами, двенадцатью женщинами и вождем клана Маколи, удовлетворив и утомив всех. Просто я не люблю садомазохизм по телефону. Будь добр, выключи телевизор.