Добрые времена
Шрифт:
— Как сказать, — покачал головой Ромка.
Издалека они услышали молодецкое: «Айхо, айхо, айхо!» Это с песней диснеевских гномов возвращался домой отряд косцов. Нарочито не замечая «сеношников», печатая шаг, прошли к умывальникам. Громко смеялись, поливая друг друга прямо из ведра. Рядком сели за длинный стол у кухни, жадно чавкая, начали есть.
— Хороша каша! Спасибо поварихам! — нахваливал Евгений.
— Это — гуляш, — зардевшись, призналась Люда и бросила уничтожающий взгляд на сидевшего поодаль Светика.
Тот с недоверием
Неожиданно со страшным визгом из-за кухни выбежала Натэллочка в купальнике, покрытая густым слоем чего-то белого.
— Что за крик?
— Они меня лижут.
— Кто?
— Собаки! Обступили и лижут, — плаксиво сказала Натэллочка.
— Так иди в комнату! — свирепо прорычал подошедший Стас.
— Там долго сохнуть, — капризно возразила девушка.
Продолжая стонать, она тем не менее удалилась в комнату.
В это время из-за стола поднялся Евгений, торжественно вручил пустую миску Людочке, приложив ложку к сердцу в знак благодарности. Та ответила книксеном.
Евгений повернулся к Стасу:
— Ну, командир! Раз наконец собрались все может поговорим?:
— Сейчас управляющий придет, — угрюмо ответил Стас, — тогда и поговорим.
— Ну, что же, — согласился Евгений. — Рассаживайтесь, ребятки, обсудим итоги первого дня.
«Косцы» сели своей группой, по-прежнему не разговаривая с «сеношниками». Напрасно толкался возле них Михаил, базаря и юродствуя. Его шутки никак не воспринимались. Наконец и он сел на траву между двумя группами.
Из конторы вышел управляющий в сопровождении учетчика. Привычно поискал глазами стол с красной скатертью. Не найдя, досадливо крякнул и, зайдя с другой стороны обеденного стола, оперся о него обеими руками.
— Подведем, значит, итоги первого дня, — сказал он. — Давай, Кузьмич.
Учетчик вытащил из планшетки синие листки, на которых было крупно написано: «Наряд», положил их на краешек стола, для чего-то разгладил их боковой частью ладони и сказал:
— Конечно, вроде с одной стороны, для начала неплохо. На силосе все выполнили норму, больше гектара на брата.
— Больше гектара! — присвистнул кто-то.
— Есть, конечно, и огрехи. Кое-где высоковато брали, неэкономно, значит. Но норма, как говорится, есть норма.
— Так, — сказал управляющий, — ну, а на сене? Скажи нам, Кузьмич, как на сене? Есть норма?
Кузьмич хихикнул и помотал головой, показывая, что хорошо понял тонкую иронию начальства.
— Семнадцать центнеров, — давясь от внутреннего смеха, выдавил он.
— Что — семнадцать центнеров?
— Стог — семнадцать центнеров. И вообще какой-то двугорбый получился, как верблюд.
— Значит, верблюд? — переспросил управляющий.
Ромка почувствовал, что густо покраснел. Светик в порядке поддержки ткнул его в бок.
— И сколько, значит, это против нормы? — снова спросил управляющий.
— Менее половины, — вдруг без тени улыбки сухо ответил учетчик и начал деловито
— Вот так, значит, мы работаем, — патетически начал управляющий. — Меньше, чем полнормы.
— Так там уже сена не было! — возмутился Светик.
— Слышали? — указав на него пальцем, горестно вздохнул управляющий. — У нас, видите ли, сена нет. Да у нас, если хочешь правду знать, дорогой товарищ, десятки гектаров сена гниет. Скосили, а стога метать некому. Сена им мало, ха-ха! Вот что я скажу вам, граждане, — он стукнул кулаком по столу. — Не придется вам возвращаться в матушку Москву.
— Как не придется? — воскликнула завернутая в длинный халат Натэллочка. — А институт?
— Насчет института не знаю, врать не буду. Но раз прислали вас сюда на исправление...
— На какое исправление? — поднялся Стас. — Жень, чего он мелет?
Евгений пожал плечами.
— На какое исправление? — обратился Стас к управляющему.
— Известно какое, — просто ответил тот. — По суду нашему народному. Как тунеядцев и этих, — он повертел в воздухе пальцами, — финтифлюшек разных.
— Каких финтифлюшек? — Стас аж захлебнулся от негодования.
Управляющий ухмыльнулся и погрозил Стасу пальцем.
— Знаем каких. Думаешь, мы тут ничего не знаем? Мне вон Кузьмич давеча рассказывал, как ваши... — Он кивнул на девушек, — на поле изгалялись.
Жаркая волна возмущения подбросила Ромку.
— За такие подлые слова морду надо бить, — выкрикнул он, пытаясь вырваться из рук товарищей.
— Ну-ну, не балуй, — сказал управляющий.
Но видя по лицам ребят, что Ромкино мнение разделяет большинство, неожиданно закруглился:
— В общем, на исправление вы сюда прибыли или как, но если будете так работать, характеристику я вам не подпишу, и точка!
Неожиданно поднялся Михаил. Незаметно подмигнув товарищам, он опустил волосы на лоб и, засунув руки глубоко в карманы, вразвалочку поплыл на управляющего.
— По фене ботаешь? — спросил он неожиданно визгливым голосом. — Не забуду мать родную, понял?
— Я же говорил — уголовники! — даже обрадовался управляющий, обращаясь к учетчику.
А Михаила несло дальше. Вскочив на стол, он, неуклюже растопырившись, «сбацал» цыганочку под собственный фальшивый, но громкий аккомпанемент. Потом крикнул, обращаясь к Натэллочке:
— Эй, королева Марьиной рощи, прошу вас на прощальное танго!
И, подхватив за талию девушку, прошелся перед растерявшимся управляющим, страстно изгибаясь назад и выкрикивая: «Держись за Розу, как за ручку от трамвая...»
Неожиданно поднялся Василий, член институтского профкома и самый старший по возрасту в отряде. Он крикнул:
— Михаил! Кончай базар. Нас, видать, и вправду за уголовников приняли! Теперь не отмоешься.
Василий вышел к столу, повернулся лицом к отряду. Обычно спокойный и улыбчивый, он сейчас был очень возбужден, так, что скулы покрылись алыми пятнами.