Добрые времена
Шрифт:
— Это не нами заведено, — сухо сказал бухгалтер, — по всему краю такие расценки. Так вот, на уборке сена дела обстоят значительно хуже. Норму — сорок центнеров — вы ни разу не сделали — первый день вообще семнадцать, а потом двадцать семь, тридцать два, тридцать четыре и тридцать два снова. Больше всех у вас получает Бессонов, как вершитель, поскольку эта работа требует большой квалификации — в день в среднем по рубль девяносто выходит. Столько же у бригадира: у него тридцатипроцентная надбавка. У остальных ребят по рубль пятьдесят, а у девушек — по семьдесят копеек.
— Почему так мало?
— Подвозка сена — самый малоквалифицированный труд.
— А где управляющий? Он знает, что вы нам мясо не даете?
— Знает. Это его указание. Сейчас он на полях, будет только вечером.
Из конторы все трое вышли расстроенными.
— Черт знает что получается, — хмуро сказал Стас.
За эти дни он почернел, осунулся, часто срывался на крик. Впрочем, переживали все члены бригады. Даже пухленькие Натэллочка и Мишка. На работу они выходили не к восьми, как в первый день, а в шесть. Возвращались, когда солнце уже лежало на сопках. Обедали в поле. Перекуры становились все короче. Все ловко научились орудовать вилами, поднимая сразу солидные охапки сена. И девчонки старались, подхлестывая лошадей. А вот на тебе — никак до нормы не дотянут.
Сложность еще была в том, что сенокосы располагались на небольших делянках, в неудобных местах, и, даже если собирали все сено, стога получались не более пятнадцати — семнадцати центнеров. Значит, надо переезжать на новую поляну. Пока все организуешь, всех расставишь, время уходит.
— Что делать будем? — спросил Стас, глядя на Ромку и Алку.
— Для первого у нас косточки есть, — по-хозяйски поджав губы, сказала Алка. — А вот на второе — ума не приложу. Может, макароны с маслом?
— Конечно, — облегченно согласился Стас. — Пусть будут — макароны. А вечером поговорим с управляющим. Должен же он понимать, что, если нас не кормить, мы вообще работать не сможем! Пошли к ребятам. И так полчаса потеряли.
Вечером, по возвращении с поля, устроили совместный скандал управляющему. В крике участвовали и «силосники».
Узнав о том, почему не дают мяса, Евгений сгоряча предложил разделить бригаду.
— Почему мы должны за «салаг» расплачиваться? — запальчиво спрашивал он.
— Ну ты и гад, Женька, — спокойно, но весомо сказал Василий. — Значит, мы будем жрать мясо, а наши же ребята рядом будут голодать?
— Ты не понял, — пошел на попятную Женька. — Это я так, в порядке бреда.
— Бредь на какую-нибудь другую тему, — остывая, заметил Василий.
Поэтому Женька, чтобы подчеркнуть свою лояльность, когда приехал управляющий, орал больше всех:
— Знаешь, сколько мне одному калорий надо? — на «ты» обратился он к управляющему. — Тысяч пять, как минимум. Их из картошки да соленых огурцов не вытянешь. Будешь жмотничать, объявим итальянскую забастовку.
Перспективы итальянской забастовки сразили управляющего, и он согласился:
— Ладно, еще на пять дней авансируем, но если дело не поправится...
Торжествующая Алка с добровольными помощниками вскоре принесла мясо.
Ромка обратился к Стасу:
— Слушай, есть идея. Давай поговорим с Василием. Он же у нас не просто член профкома, а казначей, что уже говорит о финансовых способностях — я-то уж знаю...
Действительно, Ромке не раз приходилось выколачивать деньги для страждующих из его группы именно у Василия.
Говорил Василий всегда многозначительно, но абсолютно непонятно, сдабривая свое косноязычие хитрым подмигиванием и повторяя через два слова — «Понял, нет?»
— Василий, деньги нужны. Вот постановление профбюро, — говорил обычно ему Ромка.
— Конкретная обстановка, — подмигнув ему, отвечал казначей, — понял, нет, выражается наличием отсутствия.
Снова следовало хитрое подмигивание, и Василий погружался в какие-то счета.
— Так даешь? — с отчаянием вновь спрашивал Ромка. — Ведь человек стипендию потерял.
— Я же сказал, — с раздражением отвечал Василий. — Сальдо не в нашу пользу, понял, нет?
— Слушай, переведи, — умоляюще обращался Ромка к председателю, сидевшему напротив.
— Чего переводить? — угрюмо отвечал тот. — Денег в кассе нет ни копейки.
— А что же делать?
Василий поднимал глаза к потолку.
— Финансовая олигархия, понял, нет, иногда позволяет благотворительность.
— К директору обратись, — так же угрюмо переводил председатель. — Может, из своего фонда даст.
Стас, зауважавший Василия после памятного собрания, обрадовался Ромкину предложению:
— Конечно, надо с ним поговорить. Как это раньше не догадались?
Вечером они подошли к казначею.
— Слушай, Вась, посоветуй: может, куда написать, чтобы нам расценки повысили?
Василий покачал головой:
— Бесполезно. Пожалуй, надо поговорить с Кузьмичом, он должен нас понять, мужик вроде стоящий.
Он вернулся через час. Слегка сбиваясь и погружаясь в бездну туманных слов, принялся рассказывать.
Во-первых, Кузьмич мужик действительно стоящий. Долгое время он работал комбайнером, но однажды, когда чистил ножи, его помощник случайно нажал на рычаг. Так он потерял руку. Теперь работает учетчиком. Хотя ребят ему жалко, но на сделку с совестью никогда не пойдет. Выполнение норм завышать не будет.
Однако отчаиваться не надо, через неделю уборка сена, которая действительно по расценкам невыгодная работа, кончится. Пойдет зерно. Будут работать на погрузке машин и на току. Тогда, если постараться, можно заработать и по десятке в день.