Добрые времена
Шрифт:
Роман без стука отворил дверь и очутился в крохотной комнатушке, целиком занятой письменным столом, за которым сидел Аркадий, усердно строчивший что-то на бумаге.
— Ты? — Он не скрыл своего изумления при виде Романа, однако и особой радости не выразил.
— Гляжу, писать научился, — с усмешкой сказал Роман, без приглашения умащиваясь на обшарпанном стуле.
— Научишься, — буркнул Аркадий, но, тут же увлекшись, заговорил скороговоркой: — У нас своей кухни нет, горячее доставляем в термосах, а их не хватает. Вот пишу управляющему трестом столовых, чтобы добавил...
— Доволен? — односложно спросил Роман.
— Доволен, — с вызовом ответил Аркадий. — Сначала растерялся, хлопот полон рот. Но скажу честно, хлопоты приятые. Приходят люди голодные, холодные, озабоченные. А поедят, чайку или пива попьют, и жизнь лучше становится.
— Прямо поэт желудка! — усмехнулся Роман.
— А ты думал!.. — самодовольно усмехнулся Аркадий и зычно крикнул в дверь:
— Петрович, принеси нам пива!
— Спасибо! — смутился Роман, когда мордастый буфетчик ловко поставил перед ним кружку и соленые сухарики.
— Пей, пей, — покровительственно кивнул Аркадий и сам сделал глоток.
— Не воруешь? — вдруг спросил Бессонов, сурово поглядев в глаза Аркадию.
Тот чуть не захлебнулся пивом, медленно поставил кружку на стол и начал наливаться кровью.
— Ты что сказал?
— То, что слышал!
— Неужели ты думаешь, что я из-за этого ушел с завода?
— Говорят, ты заявил, что голодать теперь не будешь...
— Ах, вон что, — протянул Петров. — Ну, говорил. Но я же совсем другое имел в виду. Во-первых, зарплата у меня здесь почти в два раза выше, чем в цехе, а во-вторых, питаюсь я здесь по себестоимости. С разрешения руководства треста. Ясно? Премиями не обижают опять-таки.
— Тогда прости, что нехорошо подумал, — открыто сказал Роман.
— Ладно, прощаю! — хлопнул его по плечу Аркадий. — Я же помню, что на комитете ты за меня был.
— А на Ладу и Женьку обижаешься?
Петров вздохнул:
— Сначала зверски обиделся. А потом остыл, думаю, что они правы были. Действительно, к Людмиле по-скотски относился. Но опять-таки они же ничего не поняли. Я не потому, что скотина. А потому что люблю ее очень. И ревную к каждому столбу. Понятно?
Роман встал:
— Ну, я рад, что у тебя все в порядке.
— Как Лада там? Скоро наследника ждете?
— Скоро!
Аркадий весь засиял:
— И мы ждем. Представляешь, будет такой рыжий, как я.
* * *
...Утром в редакции Роману сообщили радостную весть.
— Дуй в литейку, — сказал Самсонов, — твой крестник стал Героем. Так что надо интервью. Из областной газеты уже звонили.
Головкин встретил Романа отнюдь не радостно. Кряхтел около очередной формы, не глядя в сторону корреспондента.
— Виктор Иванович! Поздравляю! — прокричал ему Роман.
— Спасибо! — устало сказал Головкин, отбрасывая плиточку и садясь на край формы. — Думаешь, рад?
— Конечно!
— Ну, если честно, то рад! Но это ведь какой груз! На всю жизнь!
— Почему?
— Испытание почетом — это самое трудное. Вот тебе недавний пример. Участку заливки в прошлом году присвоили звание коллектива коммунистического труда. За дело присвоили. И дела отличные, и дисциплина. А что потом? Потом в этом году сняли. Как это получилось? Очень просто. Один прогулял, другой запил. Раньше бы стружку сняли. Теперь нельзя. Участок-то коммунистический! Неудобно шум поднимать. Замяли. Дальше хуже — дисциплина падает, план наперекосяк. А все молчат. Ну, и достукались — участок хуже других стал. Понимаешь, зачем рассказываю? Нельзя человеку предел ставить. Остановился — и сразу вниз пошел! Вот и стал я Героем. Почетно, хотя, думаю, что можно это звание по крайней мере сотне рабочих с нашего завода дать. Ну ладно. Выбрали меня, значит, и нужно быть Героем. Всегда! Чушь? Нет, очень нелегкое это дело!
Головкин взял кисточку, махнул другой рукой Роману и снова взялся за форму.
Ладу забрали в больницу раньше времени. Врачей встревожило ее повышенное давление. Роман прибегал каждый вечер, приносил ей копченую колбасу, что Ладе запрещалось категорически. Но ей «так хотелось». Лада вообще капризничала. Как-то вечером раздраженно заявила:
— Ну что ты каждый вечер шляешься?
Роман обиделся и на следующий день не пришел, хотя сердце екало. Он убежал из редакции утром, после планерки. У окна стояла полная женщина и сурово смотрела на него:
— У, злыдень! Довел жену до слез!
Тут же из окна показалась заплаканная Лада.
— Ты почему не приходил?
— Но ты же сама сказала...
— Мало ли что я скажу. Чувствовать должен! Колбасу принес?
И вот наступил тот счастливый день. Утром, когда Роман прибежал, его прогнали.
— Увезли в родильное. Приходи после обеда.
Он пришел грустный домой. Не находил себе места. Лежал, пытался читать, но не мог. Наконец снова поплелся в больницу.
— Где ты шляешься? — крикнула суровая женщина. — Получай записку!
«Ромочка, все в порядке. Сын. Вес три с половиной. Рост пятьдесят. Целую!»
Он ворвался в квартиру Крутовых.
— Сын! У нас родился сын!
Роман поднял на руки и расцеловал тещу. Та неожиданно заплакала.
— Зоя Петровна! Вы почему плачете? Неужели не рады?
— Рада! — всхлипнула женщина. — Только бы не было войны...