Добрые времена
Шрифт:
— Вот, Роман, посмотри, — потянул Бессонова за рукав Андрей Крутов, указывая на металлическую штангу, расположенную на некотором расстоянии от станины. — Угадай, для чего эта штуковина?
— На вешалку похоже, — глубокомысленно заметил Роман.
Теперь расхохотались все.
— Ну вас, — обиделся Роман. — Разыгрываете.
— Да нет, ты почти угадал, — вытирал слезы от смеха Андрей. — На эту штангу будет крепиться кнопка для включения станка. Вместо того чтобы разместить кнопку непосредственно на корпусе, вот спроектировали такую дуру. На нее металла больше пуда пошло...
— Ну и ликвидируйте эту «дуру», как ты говоришь! — сказал Роман.
— Думаешь, так просто? — усмехнулся Петр. — Холодковский и Андрей сразу подали рационализаторское предложение. Так отказали. Обиделись, видите ли. Пытаются соблюсти честь мундира. А не думают, что пачкают мундир всего завода. Напишешь?
— Обязательно, — твердо сказал Роман. — Фельетон так и назовем: «Бабушкин комод»...
После публикации позвонил Петр Крутов, поблагодарил:
— Звонил мне главный конструктор. Сменил гнев на милость. Убирает он эту штангу.
Однако последствия публикации фельетона на этом не кончились. Через несколько дней Романа пригласил к себе Разумов. В кабинете секретаря парткома сидел директор. Обычно улыбчиво встречавший корреспондента, на этот раз Борис Алексеевич смотрел холодно-отчужденно.
— «Бабушкин комод», твою мать, — процедил он.
Бессонов даже рот открыл от удивления.
— Не понимаю.
— Конечно, — саркастически хмыкнул Угаров, — писать — это мы все понимаем. А как расхлебывать...
— Чего расхлебывать? — еще больше удивился Бессонов. — Мне из цеха звонили, положение поправлено...
— Ты садись, Роман, — спокойным голосом сказал Разумов.
Роман сел, встревоженно поглядывая на продолжавшего возмущаться директора.
— Да объясните мне, что произошло.
— «Что произошло», — передразнил его Угаров. — Ангел во плоти. Ну хоть бы со мной или вот с ним посоветовался. Ведь из-за твоей заметки весь коллектив премии по новой технике лишили.
— Как это?
— А вот так, — Борис Алексеевич поморщился. — Ты думаешь, нашу газету только на заводе читают? В министерстве, знаешь, как смотрят? Вот сегодня позвонил заместитель министра и минут сорок нотацию читал. «Как же, передовое предприятие, а комоды какие-то выпускаете. Хорошо, — говорит, — что журналисты молодцы, смело вскрывают недостатки».
И Борис Алексеевич снова поморщился, вспоминая неприятный разговор.
— Разве я что-нибудь исказил? — перешел в наступление Роман, не терпящий повышенного тона. — Думаю, что все в фельетоне написано правильно.
— Так если бы неправильно было, мы бы с тобой иначе разговаривали, — усмехнулся Разумов, с интересом взглянувший на ставшего взъерошенным Романа.
— Если бы ты показал мне заранее, я бы объяснил, — сказал Угаров. — Ведь ты же не знаешь всей ситуации. Понадобилось срочно три специальных станка. Думаешь, мне приятно старье выпускать? Но выхода не было. Новый проект закладывать времени нет, да и нерентабельно из-за трех станков возиться. Это ж надо понимать...
— Хорошо, допустим, — не сдавался Роман. — Но ведь было подано рационализаторское предложение, чтобы как-то хоть станок в божеский вид привести.
— Да, тут, конечно, главный конструктор зря в бутылку полез, — согласился Угаров и недобро усмехнулся, — за что и получит выговор в приказе по заводу.
— Значит, можно давать «По следам наших выступлений»?
— Обязательно, — кивнул Угаров, — и не только в газете, но и непосредственно заместителю министра. Видишь, какой сыр-бор?
— Я думаю, что все правильно, — упрямо сказал, пряча глаза, Бессонов.
— А ты опять за свое. Я тебя прошу, советуйся чаще в таких случаях. Понял?
— Понял! — кивнул Роман. — Вот, кстати, насчет стадиона. Можно посоветоваться?
— А что насчет стадиона? — снова насторожился Угаров. — Строительство идет по графику.
— Я не про то. Что на нем будет, когда построим? Хочу статью об этом дать, но Самсонов сомневается.
— Говори толком.
— Есть предложение, чтобы заводу создать команду мастеров.
— Ой, погоди с этим, — снова сморщился Угаров, — вот ты какой настырный. Нам самим неясно, что в такой ситуации делать. Мы с секретарем уже были в горкоме, пока отказываемся. Может, игроков по нескольким заводам раскидают. Будет городская команда.
Роман скептически взглянул на Угарова.
— Не будет толку. Свою команду надо готовить. Создать мощную детскую спортшколу.
— Все это замечательно, — довольно кисло сказал Угаров. — Но где деньги взять? Мы сейчас все на жилье бросили. Иначе рабочие уходить начнут.
Роман решительно поднялся.
— Подожди, не торопись, — усадил его снова на стул Разумов. — Еще одно дело есть, собственно, почему тебя и пригласили.
— Ну не только поэтому, — снова с нажимом, дескать, не забывай, сказал Угаров.
Разумов поглядел на него:
— Борис Алексеевич! Бессонов уже все понял. Давай ближе к делу.
Угаров усмехнулся, мотнул головой и уже деловито продолжил:
— Вчера состоялся пленум обкома партии. И в докладе очень хвалили инициативу парткома Воскресенского завода «Машиностроитель». У них каждый инженерно-технический работник имеет личный творческий паспорт. Говорят, дело очень эффективное. Вот я и предлагаю Разумову и тебе съездить туда, посмотреть и опыт этот описать в газете. Прямо скажу, у нас далеко не все итээры с полной отдачей работают. Ну как? Машину я вам дам...
— Я как солдат! — рассмеялся Роман, польщенный таким ответственным поручением. — Когда выезжать?
— Завтра утром, — ответил Разумов. — Такой вопрос лучше не откладывать.
* * *
...Когда вырвались на загородное шоссе, Володя, водитель Угарова, запел: «Степь да степь кругом...»
Голос у него был сочный и хорошо поставленный. Разумов и Роман, сидевшие сзади, подпевали как могли — негромко, чтобы не заглушать Володю. Когда тот допел, Роман сказал: