Добрые времена
Шрифт:
— Дух соперничества. Ясно? — шепнул Евгений ему на ухо. — Посоревнуемся!
Стас посмотрел на него неприязненно. Ночью обнаружилось, что Евгений имеет обыкновение во сне петь, и притом очень громко. Лишь метко пущенная туфля заставляла его ненадолго умолкнуть. Сейчас Стаса заело. И он ответил:
— Что же. Хоть силы и не равны, конечно, но так просто мы не сдадимся.
Однако, глядя на идеальный пробор Светика, придурковатую ухмылку Михаила, подставившего свое розовое, полное тело навстречу лучам жаркого солнца, на кудрявые головы девчат, которым только бантиков не хватало, Стас уже не чувствовал былого задора.
— Опозоримся!
Процессия выехала на большую сопку с широкой плоской вершиной. То тут, то там были разбросаны небольшие кучи сена.
— Приехали, — сказал учетчик.
— И вот нашли большое поле, есть разгуляться где на воле, — во весь голос продекламировал Михаил.
— С тобой разгуляешься, — с иронией сказал Стас.
— А что? Я, как все.
Девчата тем временем скинули легкие ситцевые сарафаны и в цветастых купальниках с легким повизгиванием бросились к березовой рощице, стоявшей на краю поляны, чтобы сорвать листочки для прикрытия своих носиков от солнышка.
Став красным, что было видно даже сквозь сильный загар, и стараясь не смотреть в сторону девчат, учетчик начал скороговоркой пояснять:
— Перво-наперво, сделаем волокуши.
— Эпохой феодализма попахивает, — хмыкнул Светик.
— Делаются они так, — не обращая внимания на иронические усмешки, говорил учетчик. — Рубим две молодые березки и устанавливаем их вместо оглобель. Понятно? Ha эти волокуши ребята пусть укладывают сено. А девушки, — учетчик покраснел еще сильнее, — отвозят к стогу. Стог будем ставить вот здесь, в центре поляны. Один, вершитель, должен быть наверху, принимать сено и формировать стог. Двое внизу подают. Ну, за работу, вечером приеду, обмерю.
Быть вершителем вызвался Ромка. Очень уж слово ему понравилось — «вершитель». Вершитель судеб!
Постепенно все втянулись в работу. Ребята тоже остались в плавках, сделав на головах из рубах затейливые тюрбаны. Темп был весьма низкий, особенно на том краю, где был Мишка. Кинув небольшой клочок сена на волокушу, он принимался рассказывать что-то смешное хохотушке Натэллочке. Вдоволь насмеявшись, она брала под уздцы кобылу и с криком «Машер, вперед!» почему-то зигзагами двигалась к центру поля. Стас ловко накалывал сразу все сено на вилы и подавал наверх, Ромке. Тот аккуратно укладывал, чтобы стог оставался ровным прямоугольником, и слегка притаптывал.
— Не увлекайся, — умерял его пыл Стас, — а то больно маленький стог получается. Норму не выполним.
— А какая норма?
— Сорок центнеров.
— А у нас сколько?
— Черт его знает. Но, по-моему, еще маловато.
Когда в очередной раз сено привезла хохочущая Натэллочка, Ромка не выдержал:
— Слушай, что там Мишка такое рассказывает?
— Ой, не могу, Мишель такой забавный. Рассказывает, как в секцию слаломистов записался и в первый же раз так шлепнулся, что ключицу сломал.
— Ключицу? Что же тут смешного?
— Ну что ты, — убежденно сказала Натэллочка. — Очень смешно. Тренер от смеха чуть вообще не окочурился.
— Между прочим, Натэллочка, пока вы там с Мишелем смеялись, Ирка пятнадцать волокуш привезла, — не выдержал Стас.
— А я?
— А ты — пять!
— Не может быть! Машер, ты слышишь? Сейчас мы напряжемся. За мной!
Минут пятнадцать Натэллочка очень старалась, развив бурную деятельность. Помогала Мишке накладывать сено, чуть не бегом тащила Машку к стогу, а потом обратно. Отгрузив таким образом три волокуши, она вдруг бросила Машку и помчалась к телеге.
— Что случилось? — крикнул ей вслед Ромка.
— Я, кажется, обгорела. Надо срочно смазываться.
Следом за ней бросились и остальные девчонки, устроив у подводы «небольшой» консилиум — на полчаса. Наконец, осмотрев и смазав друг друга, они вновь вернулись в рабочий строй.
Потом забастовал Светик. Опершись элегантно на вилы, подобно Нептуну, он закричал, обращаясь к руководству:
— Эй, вы, майна-вира! Не пора ли пошабашить? В моем углу сено кончилось.
— Р-работнички, — скрипнул зубами Стас.
Он поглядел на остальных. Бригада бросила работу. Все нотные, чумазые, досыта наглотавшиеся сенной пыли. Стас понял, что может остаться в меньшинстве.
— Ладно, — сдался он. — Перекур на второй завтрак.
Ели холодную отварную картошку, запивая молоком.
Настроение улучшилось. Мальчики закурили, живописно устроившись под телегой. Трудовой энтузиазм таял, как сигаретный дым.
— Рассказывают также, что в тропических странах, — мечтательно сказал Светик, — днем, с двенадцати и до шести, никто не работает. Сиеста!
— По-моему, мы вполне подпадаем под тропический пояс, — хмыкнул Михаил, поливая голову водой.
Назревал бунт. Стас решительно встал, намочил и снова надел на голову свой розовый платочек и скомандовал:
— Кончайте трепаться. Осталось немного. Доберем, потом съездим искупаемся, пообедаем, а там видно будет.
— Ур-ра! — закричали все весело и дружно. — Купаться, купаться!
— Подождите, а сено! — растерянно спросил Стас.
— Это мы мигом! Раз плюнуть.
Все бросились в атаку. Засуетился даже Светик. Ромка едва успевал укладывать подаваемые охапки сена. Через сорок минут ни одной копенки не осталось.
— Порядок, — с удовольствием сказал Стас. — Теперь — купаться. Поехали. Помните, мы озерцо проезжали?
Ромка, сопровождаемый многочисленными советами, запряг Машку. Отряд, шумливый, как цыганский табор, тронулся в путь. С чувством хорошо исполненного долга горланили частушки. Стас спел на мотив «Цыганочка» стихи из плаката, увиденного им сегодня утром в конторе:
При уборке будем зорки,
Чтобы хлеб убрать сполна-а,
Эх, не теряйте при уборке