Добыча стрелка Шарпа
Шрифт:
Ему ответил моряк-датчанин. Кто-то рассмеялся. Последовал короткий обмен репликами. Другие моряки остановились, сжимая в руках оружие, но разговор закончился в добродушном тоне, и отряд проследовал дальше.
– Что ты ему сказал? – спросил Чейз, когда они удалились от батареи.
– Правду. Сказал, что мы британские моряки и идем захватывать датский флот.
– Так и сказал? – встревожился капитан.
– Мать говорила, что я попаду в ад, если совру, сэр. Потом я объяснил, что наша лодка дала течь и мы возвращаемся. Он принял нас за патрульную команду.
Чейз усмехнулся. В тусклом свете фонарей виднелась мокрая от дождя набережная, заставленная запасенными для осады бочонками с продуктами.
– Вас это не удивляет, Ричард? – спросил капитан.
– Удивляет, сэр.
– Господи, мы в неприятельской крепости!
Чейз огляделся, явно огорченный тем, что из-за темноты ничего нельзя рассмотреть. Город спал, причем не только гражданское население, но и гарнизон. Страна вступила в войну, противник приступил к осаде, однако же Копенгаген все еще пытался ничего не замечать и вести прежнюю, привычную жизнь. Никто не желал воевать, и люди вели себя так, как будто верили, что, если не обращать на войну внимания, она уйдет сама собой. Дания просила немногого: оставить ее в покое, пока вся Европа сходит с ума, но у датчан были корабли, и им волей-неволей пришлось воевать.
Они миновали дворец Амалиенборг. Стражи не оказалось и здесь. Никто не остановил группу сомнительного вида мужчин, шаги которых отскакивали громким эхом от дворцовых стен. Где-то мяукнул кот, где-то завозились в темноте крысы. У причалов, почти пустынных в тот день, когда кронпринц уезжал в Гольштейн, не было свободных мест – здесь нашли убежище суда, преимущественно торговые, спасавшиеся от британского флота. Косой дождь барабанил по грузным корпусам и такелажу.
– Мне все кажется, что это сон и я сейчас проснусь, – сказал Чейз.
– Мы еще не во внутренней бухте,– предупредил Шарп.
Конечно же, датчане охраняют свой флот. Не могут они оставить его без охраны! И все-таки на мосту караульных не было. Снасти и мачты напоминали сказочный лес в тускнеющем мерцании жаровни, установленной между двумя недостроенными судами. Судя по будке для часовых, здесь помещалась караулка, однако в будке никого не было.
Чейз провел отряд по каменной дамбе, соединявшей внешнюю бухту с внутренней. Получилось до смешного просто. Датчане собрали в бухточке все свои корабли, поставив их планшир к планширу, так что бушприты парили над камнями. Чейз кивнул в сторону первого, и его люди с привычной легкостью, достигнутой многолетним опытом, вскарабкались по свисающим с носа сетям и исчезли. Шарп, передав наверх последний мешок с продуктами, последовал за ними с куда меньшей ловкостью.
На корабле было темно, как в склепе. Никто не остановил их, никто не окликнул. Спустившись по трапу, они попали на пустую нижнюю палубу и, затаившись, аки тати в нощи, приготовились ждать.
Генерал Пейман уставился на письмо, доставленное в город двумя явившимися под белым флагом британскими офицерами. Офицеры все еще ожидали ответ у городских ворот.
Письмо было написано на английском, а генерал не настолько хорошо владел языком, чтобы продраться сквозь чащу протокольных дипломатических любезностей, поэтому он вызвал Лависсера.
– Переведете, майор?
Лависсер зачитал перевод вслух. Пробежав цветистые комплименты и пустые заверения в уважении, он сбавил ход, когда дошел до того, что представляло собой, по сути, едва прикрытое словесной шелухой требование сдать город.
– «Мы, нижеподписавшиеся, в сей момент, когда наши войска стоят перед вашими воротами, а наши батареи готовы открыть огонь, повторяем выгодное для обеих сторон предложение, уже передававшееся через наших министров вашему двору». Ничего нового, – прокомментировал Лависсер и продолжил: – «Если вы согласитесь передать датский флот нам на временное хранение, он будет возвращен Его Величеству королю Дании со всем оснащением и в том же, что при получении, состоянии, как только будут устранены причины, вызвавшие необходимость данного требования». Подписано адмиралом Гамбиром и генералом Кэткартом.– Лависсер бросил письмо на стол.
Пейман угрюмо посмотрел на бумажку.
– Там сказано что-нибудь о бомбардировке города?
– Напрямую нет.
– Но они откроют огонь по городу?
– Не посмеют,– уверенно ответил второй адъютант.– На них обрушится гнев всей Европы.
– А если все же решатся это сделать,– добавил третий,– мы выдержим. Пожарные бригады уже наготове.
– Какие пожарные бригады?
– усмехнулся Лависсер.– На весь город у нас семь насосов.
– Семь? Всего лишь семь? – встревожился Пейман.
– Два находятся в починке.
– Семи недостаточно!
– Предлагаю поджечь флот,– сказал майор.– Они уйдут, как только увидят, что того, за чем они пришли, больше нет.
– Наша задача, – заявил Пейман, – оберегать флот. Да, мы сожжем его при необходимости, но только в самом крайнем случае.– Он вздохнул и жестом подозвал писаря для составления ответа на требование британцев.
– «Милостивые господа»,– продиктовал генерал и сделал паузу.– «Мы по-прежнему убеждены, что наш флот, наше неоспоримое достояние, пребывает в такой же безопасности в руках Его Величества короля Дании, как пребывал бы и в руках Его Величества короля Англии».– Генерал снова остановился. Получилось неплохо. Может быть, стоит упомянуть о возможной бомбардировке города? Или хотя бы попытаться усовестить британцев? – «Наш повелитель никогда не помышлял о враждебных действиях против вашего властителя, и если вы настолько жестоки, что предпримете бомбардировку города, ничем не заслужившего такого отношения, то ему ничего не остается, кроме как покориться судьбе».– Он помолчал, наблюдая за тем, как писарь водит пером по бумаге.– Нет, они не станут обстреливать город. Не станут.
– Не станут,– согласился один из адъютантов.
– Это было бы варварством,– поддержал его другой.
– Уверен, они ограничатся осадой,– успокоил себя Пейман.
Такой вариант никак не устраивал бы Чейза и его людей, поскольку им пришлось бы отсиживаться до капитуляции Копенгагена, и даже самый заядлый оптимист не поверил бы в то, что им удастся продержаться недели и даже, может быть, месяцы в осажденном городе. Капитан рискнул предпринять вылазку, исходя из предположения, что город сдастся после первых же залпов мортир.
– Имейте в виду,– сказал он утром,– что мы можем прожить здесь не один месяц. В кладовых полно солонины. Есть несколько бочек воды. Она чуть попахивает, но, по крайней мере, не хуже того, что мы обычно пьем.
С рассветом стало ясно, что они попали на борт самого крупного корабля во всем датском флоте, девяностошестипушечного «Кристиана VII».
– Почти новенький и построен отлично,– расхваливал судно Чейз.– Все хорошо!
Вооружение, правда, сняли, боеприпасы унесли, зато на палубах разложили связки горючих материалов, запальные шнуры от которых вели к полубаку. Датчан на корабле не осталось, но после полудня, когда половина британцев прилегли поспать, с верхней палубы долетели шаги. Люди схватились за оружие; Чейз приложил палец к губам.