Добыча золотого орла
Шрифт:
Но чуть ли не в последний миг конный отряд опять слегка изменил направление движения и проехал мимо, не более чем в дюжине локтей от распростертых в траве беглецов. Повернув голову набок и тяжело дыша, Катон проводил взглядом темные тени закутанных в плащи всадников, торопивших коней, чтобы поскорее добраться до места и укрыться от дождя и ветра в теплых палатках.
Колонна с грохотом проезжала мимо, и не подозревая о затаившихся легионерах, однако Катону казалось, что всадники будут ехать бесконечно. Это ощущение переросло в почти непреодолимое желание вскочить и броситься на конных разведчиков, но тут наконец проскакал последний из них. Глядя на его удаляющуюся спину, Катон испустил глубокий вздох
Лишь спустя полчаса Фигул присоединился к остальным беглецам, сидевшим на корточках в тенях под кронами дубов, с которых капала вода. Прокул пришел в сознание, но соображал плохо и не протестовал, когда оптион толчками направлял его к остальным. Катон снова оглянулся на крепость и в очередной раз убедился, что тревогу там так и не подняли. Он уже прикинул: под прикрытием темноты им осталось двигаться не более четырех часов, а значит, разрыв между ними и первыми преследователями составит около десяти миль. Между тем до болот, насколько он помнил, было миль пятнадцать. Шанс успеть ускользнуть невелик, но он есть. Ну а что потом? Неопределенное, полное опасностей будущее тяготило Катона, словно мешок с камнями. Если их все-таки захватят свои, казнь последует быстро, причем забивание насмерть камнями или дубинками можно считать самой мягкой карой из тех, что пожелает обрушить на них взбешенный командующий Плавт. Вероятнее всего, их ожидает распятие: медленная, мучительная смерть на кресте. Ну а попади они в руки туземцев, можно не сомневаться в том, что их ожидают самые жестокие варварские пытки: сожжение заживо, сдирание кожи, травля охотничьими псами. Но даже если им удастся ускользнуть и от тех, и от других, чем они смогут прокормиться, скрываясь в болотах? Может быть, до наступления холодов еще можно будет что-то найти или украсть, но голода все равно не избежать, а с наступлением зимы их ждет неминуемая гибель.
На миг у Катона возник порыв повернуть обратно и принять свою судьбу, может быть, наименее ужасную из всех возможных, но он тут же выругался, кляня себя за дурость. Он жив, и на самом деле только это и имеет значение. И он будет цепляться за жизнь во что бы то ни стало, потому что, какой бы она ни была, самая трудная жизнь несравненно лучше бесконечного забвения смерти.
Катон не больно-то верил в то, что после смерти попадет в загробное царство Митры, загадочного восточного бога, у которого в последнее время появилось немало почитателей в легионах. Смерть виделась ему абсолютной и окончательной, а стало быть, ей следовало противиться, уклоняться от ее холодных объятий до последнего вздоха.
Усилием воли Катон отогнал мрачные мысли и встал, подставив промокшее тело пронизывающему ветру.
– Всем встать! За мной! – приказал он и, даже не удосужившись проверить, выполнена ли его команда, отвернулся от лагеря и зашагал на запад, туда, где под серым унылым небом раскинулись болота.
Глава 22
Когда прозвучал сигнал тревоги, Макрон бодрствовал. Вернувшись в палатку, он так и не смог сомкнуть глаз. То было нечто совершенно новое для Макрона, который, как и большинство ветеранов, обычно проваливался в глубокий сон в тот самый момент, когда голова его касалась подушки. Но ведь и ситуация была далека от обычной. Катон бежал, но шансы на спасение оставались ничтожными, да и самому Макрону угрожала нешуточная опасность. В тот самый момент, когда обнаружат связанных помощников интенданта с кляпами во ртах, станет очевидно, что беглецам кто-то помог. И если обнаружится его
Сквозь щели полога палатки было видно, что по тусклому серому небосклону уже начал разливаться слабый, ранний утренний свет. Дождь продолжался и хотя лил уже не так сильно, как ночь напролет, но все еще упорно стучал по кожаной крыше палатки и мокрой земле вокруг нее. Крик, раздавшийся в отдалении, призвал дежурную центурию к оружию. Поднятое по тревоге отделение пробежало мимо его палатки: темные силуэты вырисовывались на фоне разгорающейся зари, сапоги скользили и хлюпали в грязи.
Макрон решил, что ему лучше выбраться наружу, чтобы его видели среди откликнувшихся на сигнал тревоги. Ради собственного спасения ему следовало делать вид, будто он так же удивлен, как все остальные. Центурион сбросил ноги с походной койки и потянулся за сапогами. Но едва его пальцы коснулись потертой кожи, помедлил, потом отпустил сапоги и вынырнул из палатки.
– Эй ты! – остановил он пробегавшего мимо солдата. – Что тут, на хрен, за суматоха?
Легионер остановился и, тяжело дыша, встал навытяжку.
– Э… осужденные, командир.
– Что «осужденные»?
– Они исчезли, командир. Сбежали!
– Ну ни хрена себе? Как же им удалось?
Легионер, разумеется, лишь пожал плечами. Он об этом понятия не имел, да и трудно было ожидать от него знания таких подробностей.
Макрон кивнул.
– Ну ладно. Действуй!
– Есть, командир!
Легионер отдал честь, повернулся и поспешил туда, где над линией крыш палаток виднелся штандарт его подразделения, которым, обозначая место сбора, медленно поводили из стороны в сторону. Макрон проводил его взглядом и убедился, что как ни торопись, а продвижение по окружающей палатку вязкой грязи особенно быстрым не получается. Это хорошо. Как и вообще все, что способно хоть ненадолго задержать погоню за Катоном и остальными беглецами. Нырнув обратно в палатку, Макрон торопливо натянул и зашнуровал сапоги и накинул тяжелый плащ. Плотная шерстяная ткань, совсем недавно пропитанная жиром, почти не пропускала воду.
«А вот Катоновым ребятам приходится туго, дрожат небось в своих промокших туниках, – подумал он, ощутив вдруг укол совести. Но времени на то, чтобы снабдить беглецов чем-то еще, кроме оружия, у него с Фигулом не было, и оно-то было добыто с огромным риском. – Да и вообще Катону уже тому надо радоваться, что остался жив», – размышлял Макрон на ходу, размашистым шагом направляясь к легионерам, собиравшимся под штандартом.
Центурион Максимий, с плащом под мышкой, подбежал к своим командирам.
– Почему поднята тревога?
Туллий, командир дежурной центурии, выпрямился и выступил вперед:
– Осужденные совершили побег, командир.
– Побег?! – изумился Максимий. – Это невозможно! Покажи!
Туллий повернулся в сторону открытой площадки, на которой содержались арестованные, и его легионеры расступились, давая дорогу командирам. Те проследовали на площадку и подошли к двум часовым, которых вырубил Фигул. Они сидели на земле и пили из фляжек, которые им дали освободившие их товарищи.
– Это еще что такое? – заорал Максимий. – А ну, на хрен, встать!
Оба солдата кое-как поднялись на ноги и по приближении центурионов вытянулись по стойке «смирно». Поначалу Максимий оставил их без внимания: он изумленно таращился на примятую траву, обозначавшую место, на котором сидели осужденные. Сделав три быстрых шага, он наклонился, поднял с земли несколько обрезков кожаных ремней, внимательно их осмотрел и показал другим.
– Перерезаны.
Макрон сглотнул и кивнул.
– Надо думать, кто-то им подсобил.