Добывайки в поле
Шрифт:
Мальчик, облокотившись на одну руку и по-прежнему не сводя глаз с темной щели между полом и рундуком, незаметно шарил другой у себя в правом кармане. Это был глубокий наружный карман с клапаном, какие всегда бывают на куртках лесников.
— Ах, батюшки, — вздохнула Хомили, когда Под взял ее за руку.
— Закрой глаза, — сказал Под. — Убегать от хорька бесполезно, но ты ничего не почувствуешь — хорек зверь быстрый, один укус — и все.
Наступила тишина, напряженная, торжественная; ее нарушила Хомили.
— Я старалась
— Ты была первоклассной женой, — сказал Под, вглядываясь в мальчика. Против света было плохо видно, но сомнения не было — что-то шевелилось у него в руке, что-то, что он вынул из кармана.
— Иногда слишком резкая, — продолжала Хомили.
— Какое это теперь имеет значение? — сказал Под.
— Прости меня, Под, — сказала Хомили.
— Ты ни в чем не виновата, — сказал Под рассеянно.
На ковер упала густая тень — это вернулся Кривой Глаз. За ним в фуру проскользнула женщина, прижимая к себе кота.
Мальчик не вздрогнул и не обернулся.
— Лезьте ко мне в карман, — сказал он ровным голосом, глядя в щель.
— Это еще что? — удивленно спросил Кривой Глаз.
— Лезьте ко мне в карман, — повторил мальчик. — Слышите, что я говорю?
И внезапно поставил на коврик то, что держал в руке.
— Ах, батюшки! — вскричала Хомили, прижимаясь к Поду. — Что это?
И вдруг раскрыла глаза во всю ширь. На коврике стояло живое существо, но только не хорек… для хорька оно было медленным… слишком угловатым… слишком высоким… слишком…
— Спиллер! — раздался ликующий вопль Арриэтты.
— Что? — воскликнула Хомили сердито, она чувствовала себя одураченной, когда вспомнила о своих торжественных «последних словах».
— Это Спиллер! — опять пропела Арриэтта. — Спиллер… Спиллер… Спиллер…
— И до чего же у него смешной вид, — заметила Хомили.
Спиллер и вправду имел забавный вид. Втиснутый в новое, еще не обмятое платье, которое стояло на нем торчком, он больше смахивал на сосиску.
— Чего вы ждете? — спросил Спиллер. — Вы слышали, что он сказал? Пошли. Да шевелитесь же вы!
— Кто он — этот мальчик? — воскликнула Хомили. — Он разве к нам обращался?
— К кому же еще? — отрывисто ответил Спиллер. — Не Кривой же Глаз полезет ему в карман. Пошли…
— В карман! — воскликнула Хомили отчаянным шепотом. Она обернулась к Поду. — Я правильно поняла: молодой Том Доброу хочет, чтобы я, — она дотронулась до груди, — выбежала отсюда на открытое место, забралась по штанине к нему на грудь и смирная, как овечка, залезла к нему в карман?
— Не только ты, — объяснил Под, — все мы.
— Он сошел с ума, — заявила Хомили и поджала губы.
— Послушай, Хомили… — начал Под.
— Лучше погибнуть, — заявила Хомили.
— Это то самое, что с тобой и произойдет, — сказал Под.
— Ты
— Откуда я знаю? — воскликнул Под. — Пошли, пошли, Хомили. Делай, что он говорит, ты у меня молодец… Возьми ее за другую руку, Спиллер, надо же ее вывести отсюда… Ты готова, Арриэтта? Ну, тронулись…
И тут все они внезапно оказались снаружи.
Глава девятнадцатая
«Смелость города берет».
Увидев их, женщина завизжала, уронила кота и со всех ног пустилась бежать по направлению к большой дороге. Кривой Глаз совсем потерял голову: он плюхнулся на кровать и задрал ноги в воздух, словно на полу кишмя кишела какая-то нечисть. Кот, встревоженный всем этим переполохом, одним безумным прыжком взлетел на стенной шкафчик, уронив две кружки, фотографию в рамке и ветку с бумажными розами.
Под и Арриэтта незаметно пробрались по складкам штанины до подъема на холм — бедро, и дальше, туда, где их ждало убежище, но беднягу Спиллера, который толкал и тянул упирающуюся Хомили, пришлось поднять с пола и опустить в карман. На один ужасный момент Хомили, которую Спиллер крепко держал за руку, повисла, болтая ногами в воздухе. Но тут проворные пальцы мальчика схватили ее и аккуратно спрятали туда же. Еще секунда — и было бы поздно: Кривой Глаз пришел наконец в себя и внезапно протянул руку, чтобы схватить ее, но, к счастью, промахнулся (Он отодрал бы нас друг от друга, как два банана, — говорила позднее Хомили. Сидя на дне кармана, она слышала его сердитый крик).
— У тебя их целых четыре штуки! Больно жирно будет! Так не честно — отдавай двух первых!
Что произошло потом, они не знали, им ничего не было видно. Должно быть, началась драка — до них доносилось тяжелое дыхание, ругань сквозь зубы; карман раскачивался, подпрыгивал и трясся. Затем послышался топот ног, и они поняли, что мальчик убегает, а Кривой Глаз преследует его, громко проклиная свой ботинок без каблука. Крики постепенно становились все слабее, вместо них послышался треск сучьев. Видимо, мальчик пробирался сквозь живую изгородь.
В кармане было тихо, на всех четверых нашло какое-то оцепенение. Наконец-то Под, втиснутый вниз головой в уголок, выплюнул набившийся в рот пух.
— Как ты там, Хомили? — с трудом проговорил он.
Хомили, зажатая между Арриэттой и Спиллером, не знала, что ответить.
— У меня затекла нога, — пожаловалась она наконец.
— Она не сломана? — встревоженно спросил Под.
— Я ее не чувствую, — сказала Хомили.
— Ты можешь ею пошевелить? — спросил Под.
— Ой! — закричал Спиллер, в то время как Хомили ответила: