Дочь горного короля
Шрифт:
– Откуда ты меня знаешь?
– Твой отец угостил меня хлебом-солью, когда я был здесь последний раз – девятнадцать лет назад по вашему счету. Тебе было шесть годов. Ты посмотрел на меня и спросил, почему лицо так плохо на мне сидит. Дети не стесняются задавать такие вопросы, за то я их и люблю, – хмыкнул старик.
– Не помню.
– Это было в ночь двух лун. Со мной пришел еще один человек, высокий, очень красивый, в замшевой рубашке с изображением красного ястреба.
– А вот его я помню, – удивленно промолвил Фелл. – Он меня научил сквозь зубы свистать.
Старик с безнадежным видом покрутил головой и сказал что-то шепотом – выругался, как показалось Феллу.
– В ту ночь взошли две луны, и Врата Времени отворились, вызвав сход пары лавин, а ты помнишь только, что выучился свистать. Видно, так уж устроен мир. Овсянки дашь похлебать?
– Я варил на себя одного, – проворчал лесничий, – но тебе как путнику отказать не могу.
– Вот-вот. Об учтивости напомнить никогда не мешает.
Фелл принес две деревянные миски, единственную ложку вручил старику. Тот съел лишь половину.
– Овсянку в ваши дни варить разучились, но старику, чтобы подкрепиться, и такая сойдет. Теперь к делу. Как поживает Сигурни?
– Хорошо – а ее ты откуда знаешь?
– Не то чтобы знаю, – улыбнулся друид. – Мой друг с ястребом на рубашке принес Сигурни людям, которые ее вырастили. Это был большой риск, но он никогда себя не берег и руководствовался железными правилами. Дружить с такими опасно, а враждовать и того опасней. Он, к счастью, больше был склонен дружить.
– Как то есть «принес»? Она всегда жила здесь, с отцом и матерью, до…
– Знаю, знаю. До самой Кровавой Ночи. Только она им была не родная дочь. Их дочка умерла в колыбели, а Сигурни положили взамен, но речь не об этом. Враг, как я понимаю, к вам еще не нагрянул? Нет, конечно же нет. Я, должно быть, старею, но Врата еще повинуются мне. До исхода лета еще шесть дней, верно?
– Четыре. Однако ты, старче, нескладицу говоришь. – Фелл добавил в огонь хворосту. – Какой еще враг?
– Четыре дня? М-м-м, не так много. – Старик загнул скрюченный большой палец на руке, подошел к двери, откинул полог, стал смотреть на яркие звезды. – Да, так и есть, четыре, – сказал он, вернувшись к огню. – Ты о враге спрашивал? Не знаю, откуда начать. Потомки аэниров, завоеватели нижних земель. Как вы их называете – низинники? Весной они придут сюда с огнем и мечом. Думаю, такое подозрение у тебя уже было, молодой Фелл. Но сейчас это не к делу, потому что мы говорим о Сигурни. Сильна ли она? Довольно ли у нее упорства и воли? Вселяет ли она взором страх в сердца сильных мужчин?
– Такова и есть, в точности, – засмеялся Фелл. – Но ты, старче, договаривай, коли уж начал. Зачем нижнесторонним вторгаться сюда?
– В самом деле, зачем? Что руководит злыми людьми? Никто этого не знает, кроме самих злодеев. Со мной в жизни всякое случалось, но я никогда не был злым и потому не могу ответить тебе достоверно. Могу лишь догадываться.
– Сроду не видел, чтобы человек так много говорил и так мало сказал.
– Молодости всегда недоставало терпения. Я назову тебе две главные причины. Одна – это пророчество, которое ходит на юге, предсказание о великом будущем вожде горных кланов. Тираны, как правило, таких пророчеств не любят. Вторая причина – пожалуй, более важная – это честолюбие барона Ранульфа Готассона. У него два врага, король и граф Джасти. Поход в горы сделает его значительной персоной, особенно если он одержит пару побед.
– Какие победы, если у нас даже армии нет?
– Вот потому он их и одержит, – улыбнулся друид.
– И вождя никакого тоже нет. Это безумие, накажи меня Бог!
– А вот тут ты заблуждаешься, мальчик. Вождь есть. Из-за него-то я и сижу в этой холодной неуютной пещере, веду скучные разговоры и ем твою пакостную овсянку. Вождь есть!
– Ты думаешь, это я? – уставился на старика Фелл.
– Я что, похож на круглого дурака, мальчик? Нет, Фелл, это не ты. Ты храбр, умен и наделен верным сердцем, но армиями командовать не создан. Не та в тебе воля и не та кровь.
– Спасибо за откровенность. – Фелл ощутил облегчение с примесью легкой досады. – Кто ж он тогда?
– Скоро увидишь. Через три дня под стенами Цитадели взовьется меч, и красный плащ затрепещет снова. Будь там, Фелл. Через три дня, на рассвете. Когда взойдет солнце, родится легенда.
Старик встал, громко хрустнув суставами.
– Если ты пророк, – сказал Фелл, – то должен знать, чем кончится эта война. Будет ли жить мой народ?
– Кто будет, а кто и нет. Не все так просто, юноша. Прошлое одно, а будущих мириады, хотя прошлое иногда может быть чьим-то будущим. Поломай-ка голову над этой загадкой! – Лицо старика смягчилось. – Не хочу сбивать тебя с толку, но знания, собранные за двадцать твоих жизней, не изложишь в отпущенное нам время. Скажу так: я знаю, чему следует быть, знаю, что могло бы случиться. Поэтому я предсказываю с уверенностью, что может произойти, но не могу сказать, что случится на самом деле.
– Даже Гвалч, вечно пьяный, говорит тверже.
– Некоторые события высечены на камне самой судьбой, – согласился Талиесен, – как ты сам увидишь в Цитадели три дня спустя. Другие более зыбки. Не пытайся понять все, что я тебе говорю, просто ступай в Цитадель. То, что я сейчас покажу тебе, запомнится лучше, чем искусство свистать сквозь зубы. Смотри внимательно, Фелл – другого случая тебе не представится.
Сказав это, старик прошел сквозь стену пещеры. Фелл, опомнившись, подбежал к ней, потрогал – скала и скала.
Огонь в очаге погас. Фелл разжег его заново. Снаружи стояла кромешная тьма и стужа, но в пещере было тепло. Погрузившись в глубокий сон, Фелл снова услышал слова старика:
«Будь там, Фелл. Через три дня, на рассвете. Когда взойдет солнце, родится легенда».
Уил Стампер, уже два года ходивший в капралах баронской стражи, высматривал в толпе воришек и попрошаек. Релф Виттерсон, сопровождавший его, грыз яблоко.
– В этом году народу больше, – заметил Релф. Тощий пес на лету подхватил брошенный им огрызок.
– Население-то растет. – Уил провел пальцем под ремешком своего железного шлема. – Все новые дома на Восточной проданы – теперь, говорят, на север начнут строиться. Что им за охота здесь жить, один Бог знает.
– Ты ведь живешь, – сказал Релф.
В этот самый миг Уил приметил среди народа седого человечка в грязной бурой рубахе, который при виде дозорных поспешно шмыгнул в переулок.
– Алин Резак, старый ублюдок. Я тебя все равно поймаю. О чем это мы?
– Не помню, что-то насчет новых жителей. – Релф подцепил колбасу с мясного прилавка – торговец сделал вид, что ничего не заметил. – Ничего, только крупы многовато. Следовало бы запретить. Что за колбаса, если в ней зерна больше, чем мяса.