Дочь княжеская. Книга 1
Шрифт:
Они услышали меня, и увидели внутренним зрением, что обоим страшно стало, я видела их страх, алыми кольцами разошедшийся по камере. Сихар узнала меня и сказала:
— Это Фиалка.
Я крикнула им, чтобы не подходили ко мне, если жизнь дорога, что ломало меня страшно, почти так, как в дни метаморфоза, когда я Тахмира своего встретила впервые. А Сихар сказала:
— Она может вас отсюда вывести.
Сихар обращалась к аристократу императорской крови с должным почтением, что не помешало бы и мне, а я без уважения обругала обоих чёрным словом, а и сказала ещё, чтобы не смели подходить ко мне, ни по одному, ни вместе. Но они не пожелали слушать, а тБови сказал, что Сихар — целитель, а и потому сам идти должен. И подошёл ко мне, несмотря на запрет, что я слаба была и удержать его на расстоянии не сумела. Сихар заторопилась следом, что остановить хотела, но она не успела тоже. Мальчик опустился рядом на одно колено, поднял мне голову, что хватка у него была железной, несмотря на ранение и ткнул запястьем мне в лицо:
— Пей.
И я прокусила ему вену и пила и кто бы на моём месте сумел удержаться…
На счастье юному дуралею желтоголовые сообразили, что происходит неладное. Они затеяли что-то по ту сторону двери, что я учуяла запах магии, той самой магии, что скрутила меня в битве и заточила в сыром подвале, а ум не до конца обронила, а и ударила первой сквозь дверь и стену, голосом ударила, Зовом, что дверь они отворили нам сами. Кровь беспомощной жертвы и отданная добровольно кровь боевого мага, пусть даже очень юного, — совершенно разные по концентрации Силы; мне хватило перебороть собственную слабость и ударить с размахом. Одного желтоголового я сразу порвала, второму в горло впилась, что за пару мгновений всё было кончено. И первого выпила тоже, как ни противна была мне кровь умершего, а не в моём положении было разбрасываться даже крохами Силы.
— Жаль, я так не могу, — сказал юный тБови, глядя на учинённое мною двойное убийство.
— Ты просишь инициации? — задала я ему вопрос.
Вопрос не праздный: любой из живых вправе воззвать к неумершему с просьбой совершить обряд.
— Не смейте! — встряхнула его Сихар. — На вас весь ваш род, вы — последний в Доме тБови; не смейте!
— Нет, — с усилием ответил он через время. — Не прошу…
Но ему было жаль отказываться. Хотел глотки желтоволосым буквально рвать, что я его понимала. Потом он потерял себя и осел на пол, что я всё же немало у него забрала. Надо было его кормить мясом и молоком, но сейчас возможности не было, а Сихар я запретила входить в транс исцеления, что нам всем убираться отсюда было надобно, пока другие желтоголовые не спохватились, наверняка же их было полно в этой крепости, и всё серьёзные маги.
Сихар согласилась со мной. Я взяла на плечо мальчика, Сихар взяла меня за руку и так пошли мы навьей тропой прочь, и почти вышли, как встал впереди на Грани передо мною желтоголовый из тех, что пленили меня тогда в битве за Двестиполье, и был не один, а несколько, а и страшно сразу же стало при мысли о каменном мешке, куда без сомнения нас всех вернут сейчас.
Но желтоголовый не спешил бить. Стоял на пути моём и смотрел на меня, что случилось невероятное, — он со мной заговорил:
— Это тебя зовут Фиалкой Ветровой, неумершей, а ещё — наложницей Эрмарша ризван Тахмира?
Он знал меня, знал кто я, бессмысленно было отрицать очевидное, что я сказала в ответ:
— Это я.
— Передай ему, что Плойз ирхан Двахмир ищет встречи.
— И всё? — удивилась я. — Только это?
— И всё. Только это и передай.
Я решила, что он хочет заманить моего Тахмира в ловушку и там его уничтожить, что спросила:
— Как мне поверить, что твои слова не ложь?
— Никак, — отрезал он, развернулся и исчез с моей тропы, и вместе с ним исчезли его маги.
Путь был свободен, что мы ушли легко.
А вышли в явь в лесу, на небольшой полянке с ручейком, что юный тБови по-прежнему был без сознания и дальше нести его по Грани было нельзя. Сихар развела костерок, предварительно окружив полянку защитой, насколько смогла. Я влила своей силы в её щиты, что нас теперь обнаружить мало кто смог бы, и принесла с охоты нескольких зайцев, а ещё нашла корни дикого лука, измоль-траву и шалерн, с ними сварили суп для беспамятного, и так поили его, что ему легче стало, хотя в себя ещё не пришёл. Всё это делали мы молча. Сихар видела, что зайцы обескровлены, но молчала и совсем меня не боялась.
Я так привыкла к неизменным лицам собратьев по инициации, что рядом с Сихар чувствовала изрядный неуют. Она изменилась с тех пор, как мы последний раз виделись, изменилась и ликом и аурой, что всего за четыре года прошли те изменения; что такое четыре года для неумершего… пылинка в потоке Вечности, не больше. Половинка пылинки, сотая часть!
— Я сильно ему повредила? — спросила я о нашем подопечном, что просто надо уже было что спросить, нарушить затянувшееся молчание.
— Нет, — ответила Сихар. — Он будет жить…
— Хорошо…
Я легла на землю, впитывая силу и мощь родной мне стихии, а Сихар сказала, как говаривала когда-то в детстве:
— Встань, дурища, простудишься… — и нервно засмеялась — Прости.
— Ничего, — я села, обхватила колени руками и вдруг вспомнила прозрачную заводь и как Сихар ныряла в глубину за алыми кораллами для меня, совсем ещё девочки.
— Я любила орехи, — сказала Сихар, вороша угли палкой, что под углями пеклась зайчатина и надо было за нею следить. — И ты лазила на самую макушку дерева… для меня… Сколько лет прошло! А ты всё та же, Фиалка.
— Нет, — отозвалась я. — Я не та же.
Я прошла метаморфоз, я жила на Грани, что провела по ней живых душ без счёта, врагов и друзей, как получалось, а не всегда получалось достойно, а и помнила каждого в детальных частностях так, как себя порой запоминать не пыталась.
Сихар кивнула, она поняла. И она убивала, чтобы выжить. Полтора десятка лет прошло с нашего детства, мы изменились, и не в лучшую сторону.
Но призрачная безлунная ночь возле мальчика из древнего рода что-то вернула нам обеим, что-то, утраченное, казалось бы, навсегда.
Так стало, что надобно мне оказалось уснуть на сутки-двое, что я сказала ко мне не приближаться, особенно под конец сна, что буду голодна как проснусь, от того, что собранная Сила вся в землю уйдёт за время сна, а нельзя меня тревожить да рядом быть, а и лучше бы им двоим уходить без меня. Но Сихар отказалась, а мальчик спал. Стало уже невозможно терпеть, что я принесла ещё добычи, раз решили они меня стеречь, нашла дерево с норой под корнями, что в ту нору укрылась и так уснула там. Проснулась и ощутила рядом жаркое биение живой ауры, что обозлилась с того: просила же не тревожить. Самое тяжёлое удержаться в такой момент, что не всегда получается. Но я не распознала ни Сихар, ни юного тБови, что кто-то другой то был и страхом его корёжило. Как выбралась из норы, как увидела прямо перед собой связанного желтоголового со следами пытки на теле, так и поняла, что это обо мне позаботились. Ещё узнала пленного, а был он из тех, что донимали меня в мешке том каменном, кому клялась весёлую смерть обеспечить, а и огорчилась, что на минимуме Силы должного веселья не получится.