Дочь княжеская. Книга 2. Часть 2
Шрифт:
И сон упал, выключив сознание мгновенно, как выключает лампочку рубильник.
Проснулась Хрийз поздним вечером, если не ночью. В окнах стояла чернильная тьма, разбавленная призрачным алым сиянием самой маленькой из лун, гордо плывущей по небу в полном одиночестве. Девушка села, задумавшись, где бы найти одежду. И тут же увидела аккуратно сложенное на стуле с резными ножками платье из серого, с синим просверком шёлка, к платью прилагался широкий, серый же, пояс с сине-золотой пряжкой, бельё, туфельки… И всё это оказалось удивительно по размеру, будто ждало именно её.
Оделась, аккуратно расправила одеяло на постели, для чего пришлось обойти это, с позволения сказать, принцессино ложе по периметру. Тут, наверное, человек семь в ряд поместиться могло, не особо экономя на пространстве… Теперь бы в зеркало посмотреть. И воронье гнездо на голове причесать. К несчастью, нож дарёный принесли и заботливо положили рядом с платьем, а вот расчёски нигде не было видно.
Не лазить же по ящичкам в столе и в тумбе рядом с постелью! Пришлось раздирать космы пальцами, плести косу и надеяться, что получается без особенных петухов.
Волосы отросли очень сильно. Короткие причёски носить здесь было не принято, и Хрийз привыкла к косе, привыкла заплетать её почти на автомате. В последнее время цвет собственных волос начал здорово смущать. У местных волосы были синего цвета различных оттенков. Или чёрные, седина, так сказать, на местный лад. У адалорви — соплеменников Ненаша Нагурна — волосы были каштаново-бурыми, у тех немногих чистокровных третичей, кто перешёл на сторону добра, волосы горели золотом, а седина маскировалась под ярко-красный, почти алый, цвет. Косы горцев – а косы носили у них и мужчины и женщины — всю их жизнь оставались ватно-белыми, как пух или свежевыпавший снег. У Хрийз же коса была тёмно-русая, с тонкими прядками седины, нажитой в последнем бою, — ни богу свечка, ни чёрту кочерга.
Покрасить в синий, что ли. В тон глазам, имплантированным доброй Сихар почти год тому назад.
Недобро вспомнились волки, спину тут же проёжило холодом. Как наяву – застывшее море, горящие недоброй синевой волчьи глаза, холод. Нет, Хрийз не хотела вспоминать это!
Она отошла к окну, влезла на широкий подоконник, села, обхватив коленки руками. Наверное, в ясную погоду отсюда открывался великолепный вид на море, на город, на корабли… Сейчас Сосновую Бухту скрывал Флёр Девяти, и за тем флёром ничего было не видно. Он казался плотным шевелящимся одеялом, заполнившим собою весь мир. Замок находился выше, но, прямо скажем, ненамного. Если высунуться из окна, зацепившись носками за подоконник, как раз достанешь рукой. Алая луна заливала колышущееся туманное море багровым призрачным светом.
Хрийз осторожно всматривалась в туман, пытаясь, — и очень того страшась!-вновь обнаружить вплетённые в защиту чужеродные смертельные нити. Но увидеть что-либо не получалось. Ни увидеть, ни почувствовать…
Но ведь она не ошиблась тогда! Нити — были. Костомары — были. Яшкино гнездо едва не погибло. Это — было, это было вчера. Пережитый ужас болезненно сжимал сердце.
Хрийз не заметила, как он возник рядом. Подошёл бесшумно, она не услышала.
Сказал:
— Ясного вечера, дочь.
— Ясного вечера и вам…
Язык снова не повернулся сказать «отец». Мало ли что тогда, с костомарами, было. Помутнение нашло. А сейчас… Хрийз решила слезть с подоконника, но её остановили:
— Не надо…
Он сам присел на подоконник, подобрал под себя одну ногу, как мальчишка.
Полумрак лишь усиливал впечатление: правитель Сиреневого Берега выглядел моложе своего возраста, а уж гибкая фигура прирождённого воина совсем не напоминала расплывшиеся от старости и лишнего веса тела его ровесников-немагов…
— Вы спасли нас, — сказала Хрийз, просто, чтобы что-то сказать и тем нарушить лунную тишину, установившуюся между ними. — Спасибо…
— Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, дочь.
Хрийз обхватила коленки руками. В прошлый раз, у моря, она не посмела спросить. Но вопрос жёг ей сердце, а как задать его — она не знала.
— Можно спросить? — выдавила Хрийз из себя наконец.
— Про твою мать? — уточнил князь.
Она кивнула, удивляясь: как же он догадался? Прочёл мысли?
— Она жива? — тихо спросила Хрийз.
— Да, насколько мне известно.
— Кто она?! — вскрикнула девушка, не сдержавшись!
— С кем ты жила на Земле? — вопросом на вопрос спросил князь.
— С бабушкой… Аглаей Митрофановной… Потом оказалось, что она — Страж Г рани Земли, здесь её называли — Ахла.
— С бабушкой, — задумчиво выговорил Бранислав Будимирович, разглядывая небо. — Она не бабушка…
— А кто? — изумилась Хрийз.
В мозгу пронеслись все сюжеты, какие когда-либо видела, слышала, о каких читала раньше. Что-то заполошно-сериальное про подменышей, похищения, выбрасывания детей.
— Мать, — коротко объяснил князь, разбивая все, придуманные в одночасье версии.
— Почему?… — Хрийз не находила слов.
— Наверное, ей так легче было существовать в яви Земли, — пожал он плечами и пояснил: — Ахла — сильнейший маг Земли, вся её жизнь проходит на Г рани; возможно, она не способна покидать навь надолго — так же, как Её Высочество Чтагар. Здесь я не могу сказать точно. У Земли бешеная система самозащиты, она беспощадна к чужакам, но не щадит и своих. Возможно, она расщепила себя и оставила с тобой лишь часть своей сущности, ту часть, которую ты зовёшь бабушкой; так поступила в своё время Чтагар, когда родила. Сложно сказать, общее ли это свойство для всех Стражей, или только конкретно для этих двоих. Обычно Стражи, неважно, мужчины или женщины, бесплодны.
— Как же…
— Мы сражались вместе. Земля дала понять, что Третерумк — только наша проблема, но Ахла поступилась принципами. Одно время нам с нею казалось, будто мы не переживем эту войну. Но когда мы расстались, я не знал, что она уносит с собой тебя. Она не сказала. И вот я думаю, что это было. То ли слепая материнская забота, то ли месть лично мне.
— Месть! — сказала Хрийз. — Вы обидели её?
— Она обидела себя сама. Ты тоже женщина, дочь. Никогда не требуй от мужчины поступиться Долгом и совестью ради любви к себе. Ни к чему хорошему привести подобное не может.