Дочь моего друга

Тоцка Тала

Но залог вносится на государственный счет и с квитанцией, поэтому причина хорошего настроения начальника СИЗО явно в другом. Возможно, у него с утра был отличный секс. В отличие от некоторых.

А если серьезно, происходящее вокруг мне все больше перестает нравиться. Я уже в курсе, что Маркелов стрелял в Ямпольского*, а сам погиб от взрывного устройства неизвестного происхождения.

Я конечно не стал о нем плакать, но и особой радости по этому поводу не испытываю. Ямпольский кони не двинул, но и

в себя пока не пришел. И чем закончатся разборки двух бывших криминальных авторитетов, одному Богу известно.

Возможно, этот финт с залогом как раз отголоски недавних событий. И мне может прийти такой пиздец, в сравнении с чем тюрьма покажется фешенебельным курортом. Поэтому радоваться освобождению не слишком спешу.

Подхожу ближе, ставлю сумку с вещами на стол перед начальником, сам упираюсь руками в столешницу. Это не понты, просто привычка.

— И кто это так расщедрился, интересно? — спрашиваю, глядя в глаза. Тоже исключительно по привычке.

— Профсоюз, — слышу за спиной незнакомый высокомерный голос с едкими, колючими нотками.

Оборачиваюсь. Та ну блядь. Нет.

Не хватало.

— Так, все, — поворачиваюсь назад к начальнику, — ведите меня обратно. Я отказываюсь выходить под залог. Так и напишите в протоколе.

— Простите, Демид Александрович, это невозможно, — вежливо отвечает человек, перекладывающий бумажки. Стало быть, юрист этого говнюка. — Залог внесен, вот квитанция. Вы обязаны освободить камеру.

— Я отказываюсь от любых действий без присутствия моих адвокатов, — продолжаю нависать над столом.

— Ваши адвокаты уведомлены, они прибудут как только освободятся, — с готовностью кивает юрист. — Господа Мельник и Скрипаль сейчас находятся на выездном заседании, но они дали письменное согласие, подтвержденное их подписями. Копии получены, можете ознакомиться.

Мне не надо ни с чем знакомиться, я и так знаю, что мои парни без конца пишут ходатайства об уменьшении суммы залога. Уже наверное целый роман написали. Но блядь...

— Не выебывайся, Ольшанский, — звучит все тот же высокомерный голос, — лучше прими душ. От тебя несет как из стойла.

— Не пизди, я мылся, — буркаю в ответ. И все же отвожу взгляд.

Ну да, это было вчера. Так я и в тюрьме, а не в пятизвездочном отеле.

Если не выебываться, то его юрист прав. Залог внесен, документы подписаны.

— Ладно, я согласен, хер с тобой. Но только при условии, что я все верну, — машу указательным палец перед носом своего освободителя. — Мне подачки не нужны.

На холеном до отвращения лице высокомерная гримаса меняется на насмешливую.

— Ты сначала свое верни.

Он поворачивается спиной, демонстрируя полное пренебрежение, и выходит в раскрытую дверь. Сгребаю сумку и иду следом, вперившись взглядом в спину, обтянутую «Китоном».

Терпеть не могу этого заносчивого засранца. Хотя в нашей среде он лучший, это признают даже его враги.

К парковке подхожу первым, окидываю быстрым взглядом ряд машин и безошибочно вычисляю его автомобиль. А тут и вычислять нечего, самый козырный — «Роллс ройс», понты у нас зашкаливают.

— Садись, — он коротко указывает кивком на заднее сиденье.

— Не боишься, что стойлом провоняется? — теперь моя очередь поупражняться в сарказме. Но настроение у моего освободителя уже не настолько благожелательное.

— Садись. Заебал.

В принципе, информативно. И заслуженно. Бросаю сумку на сиденье, сам падаю рядом.

— Так что вас побудило внести за меня сумму, равную по стоимости нескольким таким машинам, Константин Маркович? — спрашиваю, как только Аверин садится за руль и захлопывает дверцу. — Или про профсоюз ты не спиздел?

В зеркале заднего вида сверкают угольно-черные глаза.

— Не спиздел, — он заводит двигатель и трогается с места. — Все наши в ахуе. Такие надежды подавал, и вдруг проеб за проебом. По всем пунктам. Тут либо ты полный идиот, либо есть еще какая-то причина.

— Надо же, сколько озабоченных моей судьбой, — притворно восхищаюсь. — Прям благодетели.

— Представь себе. Мы очень внимательно за тобой следили. И скажу честно, лично я весьма разочарован.

— Так дай мне приз «Разочарование года» и иди нахуй. Вместе со своим профсоюзом, — отвечаю зло. В первую очередь потому, что в его словах есть правда.

Да там все правда.

— Если берешься решать проблемы людей за их деньги, то сам на проблемы просто не имеешь морального права, — продолжает умничать один из лучших траблшуттеров в мире**. — Априори.

— Да кто ты такой, чтобы тут преподавать? — выпускаю наружу копившееся раздражение.

— Преподаватель, блядь, — Аверин кривит уголок губ, резко дает вправо и бросает в зеркало уничижительный взгляд. — Ты зарвавшийся молодой говнюк, который показал всем нашу уязвимость. Что нас можно подставить, заказать, посадить. Даже убрать. А мы всегда были и будем неприкосновенными. Как минимум перед нашими заказчиками.

Он прав, сука, прав. Но гордость все еще не позволяет признать очевидное.

— Я не один из вас. Мы делаем разную работу.

— Мы решаем проблемы людей. За деньги. И если ты перебираешь бумажки, это не значит, что ты не умеешь эти проблемы создавать. Но нельзя делать ни того, ни другого с неприкрытой жопой.

Отворачиваюсь к окну. Было бы что возразить, возразил бы. А так молчу. Едем, кстати, за город.

Зато этот блядь никак не заткнется.

— Я все еще пытаюсь понять, какая причина, — сверлит в отражении. — Первая или вторая.