Дочь огня
Шрифт:
— Не успела родиться, как убила своих родителей, — ворчала она. — Потом пришел черед твоей бабушки… В дом миршаба попала — тут же его молоденькая дочь погибла… Теперь здесь объявилась! Как бы ты не принесла беды моей старой голове!
Старшая жена прозвала ее младшей госпожой, весьма ясно намекая на отношение бая к Фирузе. Когда бы Фируза ни зашла к ней, Назокат, глядя с завистью на прекрасное лицо девушки, замечала:
— Недаром бай рассорился из-за тебя с миршабом Станешь, станешь младшей госпожой. Ты достойна этого! Бай любит красивых, а ты красавица! Хоть ты бедна, возьмет он тебя в жены.
Подожди немного. Я сама тебя сосватаю, вот увидишь, назло соперницам. Не быть мне Назокат, если не будет так.
Причиняла Фирузе много неприятностей и дочка Назокат. Это была капризная девчонка. Подражая старшим, она дразнила Фирузу, повторяла злые слова, которых иной раз сама не понимала Где ни увидит, тут же кричит:
— А, зловонная красавица, чьи вы теперь пороги обиваете? Вам нравится бродяжить! Толкуетесь еще в чью-нибудь дверь и станете важной госпожой.
Адолат не дразнила, но смотрела холодно, к себе не пускала.
Больше всего Фирузе доставалось от Магфират. Она видела в ней угрозу своему господству. Прозвища важная госпожа, младшая госпожа приводили ее в неистовство, она бросала на Фирузу злобные взгляды и называла босоногой розой с шипами. Завидев Фирузу, непременно старалась уколоть:
— А, госпожа босоногая роза, что вы разважничались? У кого из ваших предков-рабов научились так держаться? Ваша бабушка, старая ведьма, давно стала добычей змей и скорпионов, чем же вы так чванитесь? К байскому источнику прибиться собираетесь? Так?
Она не ограничилась словами, норовила ущипнуть или ударить по лицу.
Только ночью отдыхала Фируза. Да что это был за отдых — в грязной постели, под залатанным, засаленным одеялом? Ее давили воспоминания об издевательствах, перенесенных за день, она плакала от обиды. Стряпуха, услышав всхлипывания бедной девушки, переносила свою постель поближе к ней и пыталась ее утешить, гладила по голове, приговаривая:
— Пропади он пропадом, мой злой язык! Знаю, что резкая и грубая с тобой, но это потому, что и мне все осточертело, вот и выливаю досаду на тебя! А ты, доченька, не огорчайся, не обращай внимания. Это не я, а язык мой говорит. Такой уж он у меня грубый да шершавый. Люди на меня обижаются, а я иногда и не хочу их обидеть…
Я ведь и твою мать знала, и отца. А бабушка твоя, Дилором-каниз, меня воспитала. Много тяжелого перенесла я в этом доме смолоду, так моя жизнь и прошла… Не пришлось замуж выйти, детей родить. Осталась я одна на всем свете. Вся жизнь моя отравлена, и сама я стала отравой. На всех мне хочется этот яд излить, уколоть, рассердить, обидеть… Хорошо еще, что бай привык ко мне с детства, любит мою стряпню, а то бы давно меня на улицу выбросили или извели побоями. Только моя искусная стряпня и усмиряет его. За это терпят мою злобу… А тебя я ругаю без злобы, доченька, так, по привычке… Не плачь, не горюй! Поведу тебя завтра в баню, посмотришь на улицы, на людей… На базар пойдем, халвы тебе куплю…
Но не ругань стряпухи вызывала слезы Фирузы, чутким сердцем понимала она, что стряпуха не хочет ей зла. Ее оскорбляли байские жены, душила обида на свою горькую участь. Она вспоминала счастливую жизнь с бабушкой, любимую учительницу, несчастную подругу Шамсию… Неужели и я, как она, погибну молодой? — думала Фируза. — Или так и состарюсь в этой мерзкой семье, как эта бедная стряпуха? Так и не увижу ничего хорошего, всю жизнь буду гнуть спину, прислуживать злым людям? Нет, не тому учила меня бабушка! Не покорюсь жестокой судьбе! Нужно спасаться, бежать!.. Если правда, что стряпуха поведет меня завтра в баню, я попрошу у нее разрешения зайти к госпоже Танбур — может, она даст совет. Неужели и она ничем не поможет?..
С такими мыслями Фируза засыпала, а рано утром ее снова ждала тяжелая работа, бесконечная беготня из кухни в комнаты и обратно, пока к вечеру она не сваливалась с ног.
Но еще страшнее были встречи с баем. Он, как увидит ее, тут же заводит:
— Как живешь, доченька? Что не глядишь на меня? Подними головку, вот так! Глазки у тебя печальные, заплаканные… Обижают тебя? А ты скажи мне, кто тебя обидел? Я не допущу! В этом доме никто не смеет тебя обижать!
Фирузе были противны его ласковые слова, она старалась избегать его взгляда, хмуро отворачивалась.
Пошарив в кармане, бай вытаскивал то монету, то кусок постного сахара или халвы и давал ей; она отказывалась, тогда он пытался засунуть ей за пазуху, руки бая касались ее груди; Фирузе становилось тошно, и она с отвращением принимала подачку, чтобы скорее убежать.
Как-то летом Магфират с утра ушла к своему отцу, Назокат лежала больная, Адолат заперлась у себя, занявшись шитьем. Фируза сидела в дальней комнате, чинила и складывала выстиранное накануне белье и одежду. Вдруг на женскую половину явился бай. Увидев Фирузу, он тихонько вошел в комнату. Услышав его шаги, она вскочила, вежливо поклонилась.
— А, радость моя, миленькая моя! — ласково сказал бай, приближаясь к девушке. — Что ты тут делаешь? Как поживаешь, весела, довольна? Да не смотри так хмуро на меня, даже сердцу больно! Будь поласковей, улыбнись хоть! Я ведь не чужой тебе!
Бай схватил Фирузу за руки, притянул к себе и наклонился, чтобы поцеловать; но она отталкивала его, отворачивалась, вырывалась из его рук… Бай был намного сильнее и, конечно, добился бы своего, но тут, бормоча себе что-то под нос, в комнату вошла стряпуха.
Бай отошел от Фирузы, с ненавистью посмотрел на старуху, буркнул:
— У, богомерзкая рожа, кто тебя звал?
Стряпуха пристально посмотрела на бая и многозначительно сказала:
— Несчастна судьба этой бедной девочки, вот что! И не стыдно вам?
Но разве есть у бая стыд?!
— Чего? Захочет бог — сорву этот цветочек, а не захочет — тоже сорву. Скоро-скоро так будет. А ты придержи свой грязный язык! Пикни только, вырву с корнем!
Бай бросил ей несколько монет и быстрым шагом вышел из комнаты. Фируза горько плакала. Стряпуха, присев рядом, гладила ее по голове шершавой рукой, говорила ласковые слова…