Дочь оружейника
Шрифт:
Шепот любопытства пробежал по залу, и хотя многие не понимали, в чем дело, но ждали занимательного эпизода.
Бурграф согласился и граф Баренберг пошел сам к двери и ввел мастера Вальтера.
Перолио на минуту смутился и побледнел, но выпив залпом кубок вина, оправился и приготовился выдержать нападение.
Оружейник, несмотря на удивленных гостей, подошел к бурграфу и, встав на одно колено, сказал:
– Простите меня, монсиньор, и вы, знаменитые рыцари и почетные граждане, что я нарушаю ваше празднество; но мне дороги минуты, и я уверен, что вы не откажете мне в правосудии.
– В правосудии! – заговорили на разных концах стола. – Это мастер Вальтер… честный оружейник… синдик корпорации. Что ему надобно? Пусть говорит!
– Я не ошибаюсь, – сказал бурграф, глядя на отца Марии. – Вы самый искусный оружейный мастер всей епархии и честный гражданин. Что вам надобно, мастер Вальтер?
– Правосудия, монсиньор!
В зале, за минуту до того шумном, вдруг сделалось так тихо, как будто она опустела.
– Вы дурно выбрали место и время, – сказал бурграф.
– Не он, а мы выбрали их, – вскричал граф Баренберг.
– Да, да, этого мы хотели, – поддержали его некоторые фламандцы.
– Если вашу жалобу поддерживают мои гости, – сказал Монфорт, – я обязан вас слушать, говорите.
Послышался ропот удовольствия; фламандцы придвинулись ближе к Вальтеру, друзья Перолио нахмурились, остальные гости продолжали есть и пить.
– Монсиньор, – начал оружейник, – я пришел жаловаться на похищение, на преступное, святотатственное дело, и прошу, чтобы мне возвратили мою дочь.
– Дочь! Прекрасную Марию! – повторили друзья Баренберга.
– У вас похитили дочь? – спросил бурграф.
– Да, монсиньор. Ее похитили из священного убежища, которое находится под вашим покровительством, из монастыря св. Бригитты.
– И вы знаете похитителя?
– Вот он, – сказал Вальтер, указывая на Перолио.
Сделался шум. Одни негодовали, другие не верили.
Перолио, узнавший только перед пиром, что приказание его исполнено и Мария в его власти, остался хладнокровным. Бурграф дал знать, чтобы все замолкли и потом вскричал:
– Граф Перолио – наш почетный гость, и вы обвиняете его, мастер! Вы ошиблись, это невозможно.
– К несчастью, я уверен в том, что говорю, – ответил несчастный отец.
– Кто смеет утверждать эту клевету? – спросил Перолио, вставая и оглядывая грозно всех присутствующих.
– Я! Мы! – закричали Баренберг и его друзья.
Бурграф находился в неприятном положении. Он не мог не поддерживать своих друзей, соотечественников, избравших его правителем, но в то же время боялся оскорбить человека, оказавшего ему важную услугу, в честь которого давался этот праздник.
Однако нельзя было так же и не решить такого дела. Монфорт проклинал в душе несносного оружейника, помешавшего общему веселью, но, как государь, был обязан оказать правосудие своему подданному.
– Благородный Перолио, – сказал он, обращаясь к начальнику. Черной Шайки. – Я уверен, что вы оправдаетесь в преступлении, которое возводит на вас оружейник… если только он не откажется от своих слов.
– Нет! – вскричал Вальтер. – Я утверждаю и готов поклясться, что Перолио злодей и разбойник, что он украл мою дочь.
– Говорите учтивее, – заметил бурграф строго. – Помните, где вы.
– Я не обижаюсь этим грубым выходкам, синьор, – отвечал Перолио грустным тоном. – Бедный отец так поражен, что не понимает, что говорит. Скажите мне, где и когда произошло это похищение?
– Четыре дня тому назад, в Зесте, – отвечал граф Баренберг.
– Это, кажется, далеко от Нардена, – сказал Перолио очень спокойно.
– Совсем в другой стороне, – подтвердил бурграф.
– Как же я мог находиться четыре дня тому назад в Зесте, когда я в то время отошел от Нардена и взял блокгауз, откуда приехал только вчера?
– Да, это справедливо, – подтвердил бурграф. – Что вы скажете на это, мастер?
– Что начальник Черной Шайки не сам похитил мою дочь, а приказал сделать это своим сообщникам. Его бандиты действовали по его приказанию.
Между тем все гости встали, чтобы ближе присутствовать при странных прениях. Бурграф занял высокое место, в углу залы; вокруг него стеснились фламандцы, Перолио стоял напротив Монфорта, пажи и служители отошли к противоположной двери, где нельзя было ничего слышать.
Перолио был так покоен, что трудно было принять его за виноватого.
– Мастер, – сказал он оружейнику, – если вы осмелились обвинять меня, у вас должны быть самые ясные доказательства.
– Да, – подтвердил бурграф строго, – где доказательства, что виновник похищения – мессир Перолио?
– Монсиньор! – вскричал Вальтер с негодованием. – Разве надобно еще другое доказательство после преступной попытки его против чести моей дочери в моем доме, и против моей жизни?
– Потише, мастер, – прервали Перолио. – Предположения не могут быть приняты как доказательства. Как можете вы уверять, что я хотел умертвить вас?
– Я узнал в числе разбойников вашего сообщника.
– Это еще не доказательство. Вы могли ошибиться, и притом разве я могу отвечать за нравственность всех воинов Черной Шайки? У каждого из них могут быть свои страсти, за которые начальник не отвечает. Во всяком случае я ручаюсь, что никто из моих людей не покушался на жизнь амерсфортского оружейника… Что же касается чести вашей дочери…
Все присутствующие удвоили внимание, и итальянец понял, что он должен быть очень осторожен, отзываясь о девушке, которую все уважали.
– Ваша дочь, – продолжал бандит, – хорошенькая и скромная девушка. Она поразила меня своей красотой, и я хотел понравиться ей, хотел искать ее любви, как граф ван Шафлер. Надеюсь, что это естественно и позволительно. Не скажу, чтобы я был совершенно счастлив, но ваша настойчивость, мастер Вальтер, заставляет меня признаться, что прекрасная Мария не ненавидела меня и вручила мне даже ключ от своей комнаты.