Дочь Озара
Шрифт:
На свой страх и риск, взяв нескольких парней из рода 'большелапых', Вирон отправился на переговоры к 'леопардам'. Но их старейшины оказались такими же, как Овус. Глаза выпятили, бороды чешут: зачем нам это? Если глоты нападут, мы и сами отобьемся. А к чему зимой в горы лезть? Из-за этих косматых дикарок? У нас своих баб хватает, не знаем, куда девать. Так и пришлось уйти ни с чем.
Но Вирон не был бы сам собой, если бы смирился с неудачей. Его деятельной натуре претило сидение на месте в бесполезном ожидании неизвестно чего. Переговорив предварительно со своими сородичами, обратился к Овусу:
— Моим мухилам нужны женщины. Если не хочешь вести воинов на глотов, я сам поведу своих парней.
Овус взъерепенился:
— Я вождь сейчас. Только вождь может вести воинов в поход. Так говорят обычаи.
— Если в поход посылает племя, — парировал Вирон. — А если воины 'длинноносых' не хотят нападать на глотов, пусть остаются на стойбище. Я поведу воинов своего рода.
Овус насупился:
— Это не по правилам. Давай спросим у Оман Яра, только он может решать, идти в поход или не идти.
— Пусть твоя колдунья Кула спрашивает у своего Оман Яра. Пусть он ей говорит, что хочет. А Рами спросит для нашего рода у нашего Оман Яра. И я уже знаю, чего он ответит. Он скажет — идите на глотов и добудьте женщин.
— Зачем так говоришь? — Овус хорохорился, но Вирон видел, что 'длинноносый' напуган. — Оман Яра един для всего племени.
— Если Оман Яра един, то почему у нас нет единой колдуньи, чтобы толковать его слова? Была бы на племя одна колдунья, как я предлагал, мы бы не ссорились каждый раз перед гаданьем, — Вирон высказывал то, что давно накипело на душе, и было продумано бессонными ночами вдоль и поперек. — А был бы единый вождь, все бы мужчины слушались его, а не бегали к своему старейшине.
Овус скривился — опять Вирон свернул на любимую тему, и огрызнулся:
— Если такой умный, почему тебя никто не слушает? Потому что нельзя менять обычаи. Это все знают, даже дети.
— Обычаи? Получается, наши рода живут вместе только для того, чтобы мужчины ходили к женщинам? Ладно, это правильный обычай, я согласен. Но как поступить, если в моем роде много мужчин, а в твоем роде мало женщин? Что об этом говорит обычай?
Задав риторический вопрос, Вирон сделал паузу. Чем бы еще уесть Овуса? Мысль родилась спонтанно. Он вдруг вспомнил слова старейшин племени Леопарда: 'У нас своих женщин хватает, не знаем, куда девать'. Вирона словно озарило, он даже удивился: идея, пришедшая ему в голову, показалась неожиданной и в то же время очень простой. Стараясь не сбиться с мысли в горячке спора, заговорил медленно:
— Вот ты все про обычай. А о чем он? Мужчина не имеет права брать жаму из своего рода. Ладно, пусть так. Но кто сказал, что мужчина из рода 'большелапых' обязан брать жаму из рода 'длинноносых'?
— А где же еще брать? — усмехаясь про себя над тупостью Вирона, ехидно спросил Овус.
— Да хотя бы в племени 'леопардов'. Я знаю, у них много женщин.
Овус опешил. Последнее предложение Вирона, также как и его идея о совместном походе с 'леопардами', не укладывалось в простую и стройную систему мировоззрения Овуса. Жизнь вариев регулировалась набором устных правил, примерно одинаковым для всех племен.
Предписывающие правила указывали, что и как варии могут делать при определенных обстоятельствах, и назывались 'манры'. Например, одна манра гласила, что после прохождения соответствующего обряда, мужчины и женщины могут вступать в сексуальные отношения.
В других правилах содержался запрет на какие-то действия. Подобные правила назывались 'табу'. Так, существовало табу, запрещавшее вступать в сексуальный контакт мужчинам и женщинам из одного рода. На этой примитивной сексуальной основе, собственно, и строилась первобытное племя, состоявшее из двух родов.
Совместное, а, правильнее сказать, 'близкое' проживание стимулировало и другие формы кооперации, но происходило это крайне медленно и только в силу объективной необходимости. К примеру, загонная охота требовала большого количества участников. Отсюда возникала необходимость в организации совместной охоты силами всех мужчин племени, а, значит, и в неком едином управлении. Выбирать каждый раз для очередной охоты нового вожака было нецелесообразно. То же самое касалось и военных действий против врагов. Так варии пришли к идее поочередного (чтобы не ущемлялись права родов) управления племенем при некоторых обстоятельствах…
Решение о брачном союзе с другим племенем, еще не принятое, но уже сформулированное, в результате долгих раздумий, Вироном, проникало сквозь дырявый частокол первобытного 'права'. Оно сулило возможности, масштабы которых даже сам Вирон еще не представлял. Чего уж тут говорить о консерваторе-Овусе? Он чувствовал, что инициативы Вирона разрушают установившийся порядок, но не понимал, каким образом и, тем более, не мог предвидеть всех последствий. Оставалось прибегнуть к способу, используемому в сходных ситуациях всеми консерваторами, — ничего не менять. Перспектива установления брачных связей родом 'большелапых' с 'леопардами' страшила Овуса больше, чем зимний набег на глотов, и он принял компромиссное и половинчатое решение.
— Зачем нам эти 'леопарды' и их женщины? — произнес Овус осторожно. — Хм, я тут подумал. Пожалуй, с глотами, может ты и прав. Давно пора всыпать им как следует. Приведешь молодых дикарок, мужчинам будет хорошо, ссориться перестанут. Хочешь взять своих парней? Иди, воюй. А я останусь со своими, охранять стойбище.
И старейшина 'длинноносых', довольный тем, как удачно выпутался из щекотливого положения, развалился на шкуре. 'Этот Вирон всегда хочет вставать раньше солнца и течь быстрее воды, — подумал про себя Овус. — Пусть нарывается на неприятности. Еще неизвестно, кто кому всыплет. Может, как раз сам Вирон со своими сопляками попадет на зубы глотам? Жалеть не стану'.
Надежды Овуса вполне могли оправдаться.
Решительность и храбрость Вирона, вкупе с непомерными амбициями, сыграли с ним злую шутку, заставив ввязаться в непродуманную авантюру. 'Большелапые' выступили в поход, но напасть на следы дикарей сразу, как рассчитывал Вирон, им не удалось. Опыта жизни в горах в зимнее время варии не имели. Оказалось, что там гораздо холоднее, чем они предполагали, особенно ночью. И охотиться было не на кого: более-менее крупные звери и птицы словно вымерли, а отвлекаться на погоню за зайцами и прочей мелкой живностью 'большелапые' не могли. Тут уж одно из двух: либо на зайцев охотиться, либо на глотов. Иначе дикарей никогда не найдешь.