Дочь Озара
Шрифт:
— Ну, вот и хорошо, — согласился Зукун. — Все знают, значит. И я знаю.
— Кто Ору убил? — выкрикнули из толпы. — И почему дикарь сбежал? И где Сиук? Говори, Зукун!
— Да слышу я, не глухой, — огрызнулся Зукун. — Кто Ору убил? Сейчас скажу.
Он поднял голову к небу, словно призывая в свидетели силы природы, и тут увидел, между шалашей, спешащего на сход Руника. Зукун повысил голос:
— Мы все думали, что Ору убил дикарь, но это не так. Предатель завелся у нас в общине. Он и убил несчастную Ору.
— Кто убил-то? —
Зукун набрал в легкие воздуха:
— Его имя… — некстати закашлялся. — Его имя…
Вождь посмотрел на Руника, и неясное подозрение зашевелилась в его возбужденной от допы голове. Стройная версия брата вдруг стала распадаться в сознании на кусочки. Будто большой таракан в голову залез и растолкал по сторонам мысли, мешая Зукуну завершить фразу.
— Его имя…
Вождь так и не успел собраться с мыслями. Стрела, выпущенная чьей-то сильной и меткой рукой с опушки леса, вонзилась ему в грудь, чуть ниже левого соска. Несколько мгновений Зукун балансировал на камне. В агонии инстинкт жизни даже заставил тело сделать маленький шажок вперед, но это был последний шаг Зукуна. Еще через миг тело качнулось назад, и уже мертвый вождь упал навзничь на траву.
Варии не сразу поняли, что произошло. Затем кинулись к упавшему вождю, толкая друг друга. Удивительным образом первым у тела оказался Руник. Не обращая внимания на охи и ахи за спиной, он проворно снял с шеи мертвого вождя ожерелье из клыков и надел на себя. Затем вцепился в древко стрелы и с хрустом вырвал ее из тела. Растолкав сородичей, Руник забрался на камень, где только что стоял брат и закричал:
— Э, люди, слушайте меня! Слушайте!
Все головы повернулись в его сторону.
— Слушайте! Зукун не успел назвать имя предателя. Но его имя нам назовет стрела убийцы. Смотрите на оперенье, — и Руник потряс в воздухе стрелой.
— Селезень, — прошелестело по толпе. — Перья селезня. Следопыт…
Все 'леопарды' сразу узнали хозяина стрелы по ее оперенью. Каждый охотник выбирал свою птицу для оперения, чтобы стрелы не воровали и не путали.
— Селезень… Корос… Следопыт…
* Убес — магический предмет, наводящий порчу на человека.
Глава девятая. В погоне за призраком
— У? Большой ракуш, — констатировал Дул. — И чиво?
— Чиво-чиво, — передразнил Сиук. — Глаза разуй. Ракушка морская. Откуда она здесь? Дальше. Видишь, здесь дырочка. Для того чтобы просунуть веревочку. А этот край заточен. Я сам затачивал и сам придумал. Вроде, смотришь, обычная ракушка на поясе висит. А на самом деле — маленький ножик. Даже дерево строгает. Точно тебе говорю — это из пояса Вады. Здесь она сидела на камне.
— А чиво он сидела?
— Не он, а она. И когда ты нормально разговаривать научишься?
Задавая риторический вопрос, сын вождя 'леопардов' продолжал обшаривать песок возле валуна на берегу реки.
— Вот, смотри! Видишь, рыбий скелетик? С хвостом. И еще один.
Он сунул находку под самый нос дикаря. Тот втянул ноздрями воздух:
— Угу. Рыба пахнет.
— Без тебя вижу, что рыбой. Следопыт.
— А чиво? — Дул обиделся. Он быстро и часто обижался, этот странный дикарь. — Рыба, как рыба. Голова токо нет. А хвост есть. И чиво? Думай, Вада ел?
— Думаю, что Вада. Головы, может, и птицы склевали. А вот всю рыбку так аккуратно птицы не склюют. Только у человека так обглодать получится, что все косточки целыми останутся. Это Вада здесь сидела и рыбу ела.
— А ракуш зачем?
— Точно не знаю. Может, рыбу потрошила.
— Чиво?
— Потрошила, говорю, чтобы кишки выпустить. Ай, все равно не поймешь.
Дул, действительно, не понимал. Зачем кишки выпускать, когда можно целиком проглотить? Дул так бы и сделал. В кишках самый сок. Смешные эти бледнолицые.
— Теперь верю, что ты не соврал. Правильно идем.
Произнося эти слова, Сиук улыбался до ушей. Все двое суток, пока он вынужденно следовал за дикарем, полагаясь на его память и добросовестность, Сиука мучила неопределенность. Правильно ли он сделал, что помог глоту сбежать? Правильно ли они идут? И, самый главный вопрос: жива ли Вада до сих пор?
Эта находка снова вселяла надежду. Очередную надежду. Судьба словно дразнила влюбленного юношу — то обнадеживала, то ставила на грань отчаянья…
Когда во время обряда гадания толпа проревела 'Смерть дикарю!', Сиук несколько мгновений находился в прострации. Ведь перед этим Уна, мать Вады, объявила волю Оман Озары: Вада ушла туда, откуда нет возврата.
Юноша не верил своим ушам: как такое могло произойти? Вады, его маленькой Вады больше нет? И это говорит великий Оман Озара? Неужели это правда? Но разве в этом можно сомневаться? Оман Озара всегда прав. Что же происходит с ним, Сиуком? Он не верит Оман Озару?
Мозг юноши лихорадочно искал варианты объяснения. А вдруг ошиблась колдунья? Вдруг Уна не правильно поняла Оман Озару? Такое может быть?
В жизни юноши еще не случалось подобного испытания. Окружающий мир до этого был прост и ясен. Все объясняли обычаи, которые передавали и толковали старейшины и колдуньи. Поступай в соответствии с установленными правилами и не о чем не думай. А когда умрешь, твоя омана попадет в акуд. И у нее там будет уютный шалаш, теплая одежда и вкусная пища. Кто же от такого откажется? И Сиук не хотел отказываться. Но это означало — забудь про Ваду. Ведь Оман Озара сказал…
В душе юноши царило смятение. В другое время он ушел бы в лес, сел под дерево, успокоился… Но тут толпа заревела 'Смерть дикарю!'. И через несколько мгновений в голове Сиука поселилась только одна мысль: если дикаря убьют, то Ваду уже никогда не найти. Все сомнения ушли прочь. А следом пришло решение.