Дочь Озара
Шрифт:
— Какой мужчина? — нетерпеливо спросил Зукун.
— Не знаю. Далеко было. Я близко боялась подходить. Но не наш. Я бы узнала нашего. А тот в серую полоску был.
— Что? Из 'волков', что ли?
— Не знаю. Может, и из 'волков'. В серую полоску.
— Заладила: в полоску, в полоску, — сердито передразнил вождь. — Не могла, как следует разглядеть. Ну, и чего? О чем они говорили?
— Я не слышала. Далеко стояла, — чуть не плача произнесла 'толстушка'. — Они поговорили, и Корос обратно пошел. А я побежала, чтобы быстрей вернуться. Да и темно уже было.
— Хорошо, — ободряюще сказал Руник. — Ты иди пока. Там подожди, я позову.
Женщина скрылась в кустах…
В это же время, когда Руник излагал Зукуну свою версию последних событий, у Падающей Воды происходило следующее.
Верный помощник Вирона, лазутчик Симон сидел на корточках под дубом и дремал. Шум водопада, как и всякий монотонный звук, убаюкивал. Но расслабленность вария была обманчива. Инстинкты первобытного человека даже во сне находились в напряженном ожидании, чтобы при получении тревожного сигнала тут же послать соответствующие импульсы мозгу и мышцам. Вот и Симон — внешне безобидный, расслабленный — мог в любой момент превратиться в зверя, готового к жестокой и беспощадной схватке за жизнь.
Казалось, варий спал. Но едва в кустах, росших над обрывом в паре десятков метров от 'волка', наметилось еле заметное шевеление, как тело его тут же напряглось, а веки раздвинулись. Через мгновение на открытое пространство вышел Корос…
…Зукун прокашлялся:
— Так, это я понял. Корос, значит, с каким-то 'волком' встречался?
Руник кивнул подбородком.
— И что? Конечно, странно, — вождь нахмурил брови. — Но он все же из 'волков'. Может, родич какой из племени приходил его навестить?
— Ага, это на ночь-то глядя у Падающей Воды?
— Ну, может, случилось чего.
Зукуну не хотелось верить в предательство верного следопыта.
— Угу, случилось, — съехидничал брат. — Случилось, что после этого все и началось. Под утро Похун погиб. Затем Ору убили.
— Так, ты думаешь?
— С 'волками' он советовался. Вот что я думаю.
— Советовался? А зачем? — Зукуну показалось, что он обнаружил слабое место в доводах брата. — Зачем Коросу 'волкам' помогать? Что ему, плохо у нас живется?
— Это как посмотреть. Может, ему старейшиной хочется стать? Или даже вождем? А Вирон ему пообещал помочь.
— Это как?
— Да так. Нападет с воинами, тебя убьет, меня убьет. Других старейшин убьет. И станет Корос вождем 'леопардов'. А Уна при нем колдуньей. Зря, что ли, Ору уже убили?
У Зукуна отвалилась челюсть. Мрачная перспектива, нарисованная Руником, ему даже в голову не приходила.
— Вот возьмет и убьет, — с садистским удовольствием добавил Руник, заметив смятение вождя.
— Ну, почему же ты мне раньше не сообщил?
— Чтобы ты дурацких вопросов не задавал, — Руник ответил грубо. — Стал бы ты меня тогда слушать. Еще бы Коросу все рассказал. А вдруг он не виноват? Или, наоборот, — от него все зло?
— Э, погоди. Я не понял. Так виноват или не виноват? Что ты меня путаешь? — Зукун встал, нервно заходил взад-вперед, загребая песок.
— Вот как. Слушай меня, — когда Руник начинал говорить таким тягучим голосом, у Зукуна начинали слипаться глаза. Но сейчас ему было не до сна. Серьезный, ох, серьезный разговор завел Руник. Разобраться бы во всем.
— Я так думал. Корос мог сговориться с Вироном. А может, и нет. Дикарь мог сказать правду. А может и соврал. Я ведь его огнем не пытал. Корос мог убить Ору. А может, и нет.
Теперь уже Руник затоптался по песку, то ли скрывая, то ли изображая волнение:
— Я тоже сначала думал, что несчастную Ору убил дикарь. Когда увидел в шалаше его свистульку. А потом подумал — она у него на шее висела. Как могла на землю упасть? Если бы ее Ора рукой схватила, перед смертью, тогда бы свистулька у нее в руке была. Вместе со шнурком. Нет, что-то тут не так. Вот что я подумал. И решил подождать.
…Увидев следопыта, Симон, распрямившись, словно пружина, поднялся и сделал приветственный жест рукой. Затем показушно снял с себя колчан со стрелами и положил под дерево, рядом с уже лежащими тут же луком и копьем. Туда же последовал и нож, вынутый из-за пояса. Закончив процедуру разоружения, Симон поднял вверх обе руки — мол, смотри, все по-честному.
Корос подошел к дубу и, повторяя действия Симона, сложил на траву свое оружие. Только после этого началась процедура приветствия:
— Солама калама.
— Калама солама, Корос, — и Симон повел рукой в сторону обрыва, мол, присядем.
Мужчины сели на корточки друг против друга, на расстоянии нескольких шагов. Помолчали. Каждый изучал панораму за спиной собеседника. В глаза не смотрели: взгляд в упор означал демонстрацию агрессивности.
— Я слышал, в племени 'леопардов' творятся странные вещи, — осторожно начал разговор Симон.
— Тому, кто взял в жамы Лалу, приходится слушать с утра до вечера, — без иронии, с неподвижным лицом произнес Корос. Но Симон уловил выпад и ответил с еле заметной угрозой:
— Я слушаю не только Лалу.
Следопыт бросил на собеседника короткий взгляд и тут же отвел глаза. Произнес с примиряющей интонацией:
— Хороший охотник слышит все… Я, вот, слышал, умерла Рами, сестра Вирона?
— Да, это так.
— Наверное, Вирон расстроен?
— Да, Вирон очень горевал. Теперь у него больше забот.
— У вождя всегда много забот.
— Ты прав, — Симон решил, что настал подходящий момент для завершения преамбулы. — Вирон думает обо всем. Он хочет знать: готов ли ты ему помочь?