Дочь Озара
Шрифт:
Гар направился к вожаку. Тот полулежал на траве и грыз яблоко. Рядом Ихана разделывала тушку щенка гиены. Охотника Боро встретил неприветливо:
— Чего тебе?
Гар помялся:
— Хороший день сегодня. Я убил гиену.
— Знаю.
— Правда, маленькую.
— …
— У гиен такие толстые зубы.
— Угу…
— Вада сказала…
— У?
— Вада сказала… ты хотел с ней тереться.
— Я? — вожак сплюнул косточки. — Нужна она мне. Одна кожа да кости.
— Но… она говорит…
— Да кто она такая, эта Вада? — Боро повысил голос. — Какая-то чужачка. Она и слов-то наших толком не знает. Пусть скажет саси, что мы ее не принесли в жертву.
— Но, — Гар пытался возразить. — Все знают, что она хорошая. Она умеет заговаривать боль, умеет шить, умеет варить суп. Даже охотиться умеет. Зачем ее убивать?
— Ну и что? Все равно, она чужая. Она никто.
Гар задумался. Он был подавлен напором вожака. Но что-то подсказывало ему — слова вожака не справедливы. Все же видят, что Вада хорошая. Что из того, что она чужачка?
— Твоя малу — хуже зверя, — раздраженно добавил Боро. — Льет на себя воду, как рыба. И вообще не такая, как все. Тьфу. Надо ее убить. От нее только вред.
Гара захлестнула обида и злость. Надо же, вред! Но его малу ничего плохого никому не сделала. Она ничуть не хуже других женщин. Как баранину готовить или юбки шить, так Вада хорошая. Может, вожак просто завидует ему, Гару? И злится на Ваду, что она не дала ему потереться?
— Кто так говорит?
— Я говорю.
— А община?
— Чего? — вожак удивился. Какая община? Он отвык от подобных вопросов. Последний раз о мнении сородичей напоминала Ихана, когда еще был жив Орат. А потом вожаком стал Боро, и мнение общины его перестало интересовать. Стадо должно думать так, как думает вожак. А не наоборот. Иначе — это уже не стадо. Или вожак — уже не вожак. Чего этот сопливый Гар о себе возомнил?
— Что о Ваде думают сородичи, вот чего, — Гар набычился, его 'понесло'. — Ты не можешь говорить за всех.
— Да я… — у вожака от бешенства свело горло. — Да ты…
— Подожди, Боро, — негромко и успокаивающе произнесла Ихана. — Дай сказать Гару. Чего ты хочешь, Гар?
— Я? — неожиданно получив поддержку от колдуньи, охотник растерялся. — Я думаю, нельзя обижать Ваду просто так. Она живет вместе с нами. Что из того, что у нее белая кожа?
— И что ты предлагаешь?
— Надо спросить у всех сородичей. Пусть каждый скажет — Вада своя или чужая? Она человек или нет?
— Ты правильно рассуждаешь, — после паузы ответила Ихана. — Можно спросить и у общины. Только не сегодня. Видишь, мне надо жарить мясо? Ты же хочешь есть?
Еще бы! Гар сильно проголодался. Весь день они с Махом выслеживали гиен, кроме ягод ничего не ели.
Охотник вернулся к малу. Та смотрела с тревогой и надеждой:
— Чего они говорить?
— Все хорошо, не бойся. Колдунья меня уважает.
— А вожак? Что он сказать?
— Боро? Он сказал, что пошутил. Больше не будет.
Вада прижалась к Гару, положила голову ему на плечо. Он сильный и не боится страшного вожака. Ой, какой у Боро глаз. Просто ужас берет.
А на следующий день произошло загадочное и трагическое событие. Ночью у костра, который раскладывался у входа в пещеру, караул нес старый Кех. Он действительно был стар и почти ни на что не годен. Волосы у него поседели, корневые зубы стерлись почти до основания, левый глаз затянуло бельмо, а ноги скрутила подагра, от чего он еле передвигался. На охоту Кех давно не ходил, проводя все время на стоянке у костра. Сородичи его подкармливали, без особого энтузиазма, когда что-то оставалось на конец дня.
Боро даже советовался с Ахирой и Иханой — не помочь ли окуне старика побыстрей переселиться в айки, пока ее тишком не уволокли злые духи? У дикарей существовало поверье: если человек умирал внезапно, так, что колдунья не успевала произнести заро, его душа могла угодить не в айки, а к злым духам. Но на совете приняли решение повременить до зимы — провианта летом хватало, вот зимой — другая ситуация. Тогда и старый Кех сгодится для поддержания сил.
Старик часто дежурил по ночам, когда других желающих не находилось. Караулил неважно, мог и задремать, но и врагов дикари особо не боялись, кроме зверей. Но тех отпугивал огонь. А первобытные люди по ночам предпочитали не шастать, разве что в случае крайней нужды. Так что, пусть старик дежурит: все равно больше ни на что не годен.
Вот и в эту ночь костер у входа в пещеру поддерживал старина-Кех.
Утром первой из пещеры вылезла Ахира — умам в последнее время беспокоила бессонница — и сразу же, почти на входе, наткнулась на тело старика. Оно лежало на боку, лицом к восходящему солнцу. В спине торчало копье.
Умам не закричала — за долгую жизнь на всякое насмотрелась. Убедилась, что Кех мертв, и отправилась будить вожака. Тот заворчал, но, узнав, в чем дело, быстро поднял на ноги всю общину. Ситуация требовала совместного обсуждения. В общине давно никого не убивали, ни в драке, ни даже в ритуальных целях.
Тело вытащили на поляну — все также с копьем в спине. Полусонные дикари толпились вокруг и тревожно перешептывались. Они сразу узнали копье, и это обстоятельство их сильно озадачило — едва ли не сильней, чем сам факт смерти сородича.
К трупу приблизилась Ихана, с важным видом обошла вокруг, нагнетая обстановку. Затем громко констатировала:
— Кех мертв.
Толпа напряженно вздохнула. Раз колдунья говорит — теперь уже все. Шансов нет.
— Его убили.
Выдох-вдох.
— Копьем.
Ихана попробовала вытянуть орудие убийства, но наконечник прочно засел в теле. Колдунья оглянулась по сторонам. Гар сделал шаг вперед — и замер, наткнувшись на жесткий взгляд Иханы.
— Мах, помоги мне.
Молодой охотник уперся ногой о труп и двумя руками вытащил оружие из спины.
Копье очутилось в руке колдуньи.
— Кто знает, чье это копье?
Все молчали. Только Гар неуверенно сделал еще один шаг вперед.
— Ты что-то хочешь сказать, Гар? — вопрос Иханы прозвучал грозно и требовательно.