Дочь палача
Шрифт:
И он поскакал не домой, а прямиком в Гростенсхольм.
Маттиас был дома, и Андреас попросил его переговорить с ним наедине. У него уже появился план спасения достоинства Хильды.
Без всяких предисловий он изложил суть дела.
Маттиас изумленно уставился на него.
— Эли? А не слишком ли она молода для тебя?
— Мне так не кажется, — еле слышно ответил Андреас. — Ей уже шестнадцать.
— Да, конечно, ты прав. Я все еще думаю о ней как о ребенке. Да, с Хильдой плохи дела.
Маттиас
— Не мог бы ты помочь мне в этом? — спросил Андреас. — Сделать вид, что она тебе нравится — не так, чтобы очень, естественно, а так, чтобы удар не был слишком сильным, когда она поймет мои отношения с Эли. То есть, чтобы она не чувствовала себя никому не нужной.
Маттиас долго молчал.
— Значит, мне нужно стать нежеланным заместителем? Ты это имеешь в виду? — наконец сказал он.
— Нет, нет, зачем же так резко! Только, чтобы она не чувствовала себя совершенно одинокой и покинутой…
— И бросилась в мои утешительные объятия?
До Андреаса наконец дошло, насколько чудовищно его предложение.
— Прости, я сказал это, не подумав. Это никуда не годное решение, оскорбительное для вас обоих. Я совершенно потерял голову и вижу все со своей колокольни. Давай забудем об этом!
Лицо Маттиаса, обычно добродушное, казалось теперь утомленным.
— Нет, мне придется сделать то, о чем ты сказал. Я очень ценю Хильду и не хочу, чтобы она страдала. Иначе мы с тобой не сможем смотреть ей в глаза.
Андреас сжал его руку.
— Спасибо, дружище, спасибо! Я, в свою очередь, постараюсь сделать все как можно более безболезненно для нее. Она такая славная девушка!
— Да, — тихо сказал Маттиас, — это так.
На следующее утро Хильда сидела на берегу моря и следила за тем, чтобы дети не баловались в воде. Они шумно играли — две девочки и три мальчика. За день до этого им был сделан выговор за то, что мальчишки вместе со старшей девочкой тайком зашли в амбар, чтобы посмотреть, что у нее под платьем. Это был весьма напряженный момент, поскольку никто толкам не знал, как объяснить детям неправильность их поведения. В конце концов Калебу удалось это сделать с помощью резких слов и затасканных формулировок о грехе и женском достоинстве.
По лужайке в ее сторону шел доктор Маттиас Мейден. Она тут же просияла: для нее всегда была облегчением встреча с ним.
Она так обрадовалась, видя, как он твердым, решительным шагом направляется к ней, стараясь при этом не наступать на цветы. Вряд ли еще найдется такой человек, как доктор! Он настолько преисполнен любви ко всему человеческому роду, что ему можно доверить любую печаль, — и он поймет!
К ее удивлению, он сел на траву рядом с ней. Дети тут же подбежали и облепили его со всех сторон. Она строго прикрикнула на них и велела играть в другом месте. Те неохотно подчинились.
— Спасибо, — сказал он, вздохнув. — Они так милы, но временами бывают просто несносны!
— Может быть, потому, что вы никогда не прогоняете их? — улыбнулась она.
— Это так. Мне вообще трудно говорить «нет», когда меня о чем-то просят.
— Должно быть, это мешает вам?
— Бывает и так. А как у тебя дела, Хильда?
— Великолепно!
Как это мило с его стороны найти время для разговора с ней! Она села так, чтобы видеть дорогу. Если кто-то покажется…
— Кот не вернулся?
— Разве вы знаете об этом? Нет, не вернулся.
— Значит, он забрел далеко.
— Да. Вчера, говорят, было полнолуние. И господин Андреас обещал свозить меня на днях туда.
Заметил ли он, с какой радостью она произносит имя «Андреас»?
Нет, он молчал, погрузившись в свои мысли.
Доктор был недурен собой, хотя в нем и не было той мужественности, что была в Андреасе. Каштановые волосы слегка вились вокруг веснушчатого, добродушного лица с зелено-голубыми глазами, в которых светилось столько доброты. Он был невысоким, чуть выше нее.
Она часто думала о Маттиасе Мейдене как об одном из Божьих ангелов, на время поселившихся на земле в человеческом обличий.
Она знала, что все в округе обожают его.
— Сколько тебе лет, Хильда?
Она вздрогнула при звуке его голоса.
— Двадцать семь. Мне исполнилось двадцать семь в тот день, когда вы привезли домой отца.
Он собрал небольшой букетик цветов и протянул ей.
— Прими запоздалые поздравления — и восхищение!
Застигнутая врасплох, она взяла цветы.
— Спасибо, — засмеялась она, — но восхищение…
Вид у него был серьезный, хотя глаза весело поблескивали.
— Меня восхищает твоя редкая красота и сила духа. Если бы я мог, я бы посватался к тебе.
Она растерянно улыбнулась.
— Но, господин Мейден! Вы не можете говорить это такой бедной девушке, как я. Вы просто морочите мне голову.
— Но я так в самом деле думаю, Хильда.
— Но… Вы не сможете это сделать, — с горечью произнесла она. — Вы барон, а я… дочь палача!
— В нашей родне не считаются с титулами. Я знаю, что в большинстве дворянских семей люди предпочитают оставаться неженатыми, чем вступить в брак с теми, у кого нет дворянского титула. Но Мейдены не такие, они охотно вступают в связь с простонародьем. Нет, не это удерживает меня.
Из-за любопытства она не могла удержаться от вопроса:
— Но тогда что же?
И, едва сказав это, она поняла, что слова ее прозвучали заносчиво. Словно она только и думала о том, что он посватается к ней. Но он сделал вид, что ничего не заметил.