Дочь партизана
Шрифт:
Бонифачо мне понравился. Аликанте тоже ничего. В Гибралтаре у меня обезьяна чуть сумочку не сперла. Эти обезьяны такие ворюги, ну прям сволочные албанцы. Португалия красивая; Фигейра-да-Фош, Матозиньюш. Никогда не ела столько рыбы. Всюду все знали Фрэнсиса – таможенники, рыбаки, хозяева таверн, – и все пускали нас помыться, потому что на яхте душ был паршивый.
Я сама ловила рыбу. Кефаль похерила, потому что она жрет дерьмо, когда в гавани опорожняешь гальюн. Рыбы ждут у сортирной дырки, а потом наперегонки хватают дерьмо, аж вода закипает. Нетушки, решила я, не стану есть рыбу, которая состоит из говна. А в море мы ловили хорошую рыбу. Я поймала невероятную уродину: кошмарные глазищи, странной формы, да еще вся в шипах. Я такую есть не буду, сказала я, но
Ты знаешь, что на судне все иначе называется? Например, стенка – фальшборт, кухня – камбуз, лево – порт, зад – корма, а еще есть специальные слова для узлов и всякого такого. Раньше я их помнила, а сейчас, к сожалению, забыла.
– Тебя укачивало?
– В Бискайском заливе укачало, зараза. Штормило. Ветры, камни, все трещит. Шли на моторах, без парусов. По радио Фрэнсис слушал сводку погоды. На картах вечно линии такие чертил. Волны, огромные, будто горы, набегали с разных сторон, а встречать их надо носом, если успеешь развернуться. На палубе холодно и мокро, а в каюте тошнит. У меня был длинный трос с карабином, я все время к чему-нибудь пристегивалась – из-за волн. А дождь все лил, лил, лил, и ветер резал, как стекло.
В Аркашоне мы посмотрели дюну, самую большую в Европе [38] , поели устриц, там были маленькие рыжие белки, сосны, очень красиво, а потом встали в Бресте, пошли стираться в прачечную и там уснули, потому что ужасно измотались. В отеле настоящая кровать, настоящий душ, мы заказали жареное мясо. Это была первая ночь, когда мы не трахались, но утром все опять стало путем. В Ла-Манше донимали танкеры. Только успевай увертываться. Они ж прям киты, а ты словно крохотная рыбешка.
38
Имеется в виду дюна де Пила – высота 115 м, длина около 3 км, ширина около 600 м.
И еще с каждой стоянки я посылала открытку Алексу и всякий раз писала: «Дорогая сволочь, я очень рада, что ты не здесь». Ужасно. Нормальные открытки я посылала маме, папе, Таше и Фатиме. Невероятно, думала я, что когда-то хотела выйти за Алекса.
– В смысле, теперь ты хотела выйти за Фрэнсиса? – перебил я.
– Я думала об этом. О том, что сказать, если вдруг предложит. Однако не пригодилось. Знаешь, однажды я увидела дельфинов, которые перед яхтой затеяли игры. «Почему они всегда такие счастливые?» – спросила я. «Плавание сильно оздоравливает, – ответил Фрэнсис. – А когда ты в отличной форме, твое тело поет и ты откалываешь всякие штуки». На яхте я была счастлива, как дельфин. Порой я думаю о том, как все испоганилось, и тогда говорю себе: ничего, Роза, однажды ты была счастлива, как дельфин. Хорошо, что хоть раз это все-таки было.
Фрэнсис сказал, что на Корфу есть легенды о дельфинах, которые в море спасают моряков, и если убьешь дельфина, даже случайно, сто пятьдесят лет пребудешь в злосчастье. После Фрэнсиса на меня действительно свалилось злосчастье, а ведь я никогда не убивала дельфина.
21. Прибытие
Я бы не заморачивался, если б так сильно тебя не любил.
В следующую нашу встречу я немножко грустила – только что по радио сказали о смерти Джона Уэйна [39] . Слушала любимую мелодию из «Охотника на оленей» [40] , и тут передали эту новость. Обычно все эти дурацкие вестерны я смотрела перед работой в хостес-клубе, все еще очумелая от давешних шампанского и сигарет.
39
Джон Уэйн (Мэрион Роберт Моррисон, 1907–1979) – американский актер, «король вестерна»; умер 11 июня 1979 г.
40
Имеется
Я была расстроена, а потому жарче обычного обняла Криса, и он очень обрадовался. Прям весь разулыбался. Я сказала ему про Джона Уэйна.
– Вообще-то мне всегда нравился Джеймс Стюарт, – ответил Крис. – «Дестри снова в седле» [41] – классный фильм!
– Я не видела, – сказала я. Потом, много позже, посмотрела, мне очень понравилось. Душевное кино.
В подвале я сварила кофе, мы уселись, я закурила.
– Сердце кровью обливается, как много ты куришь, – сказал Крис. – Я тут как свидетель самоубийства.
41
«Дестри снова в седле» (Destry Rides Again, 1939) – вестерн американского кинорежиссера и актера Джорджа Маршалла, одна из экранизаций одноименного романа Макса Брэнда; вместе с американским актером Джеймсом Стюартом (1908–1997) в фильме сыграла Марлен Дитрих.
– Я стала много курить в хостес-клубе, – ответила я. – Там все время пьешь и смолишь. Раньше-то я только баловалась.
– В прошлый раз я заехал от тебя к доктору Пателу, так он спросил, не закурил ли я, – от меня несло табаком.
Я промолчала, и он добавил:
– Это было бы неважно, если б ты мне не нравилась. Я бы не заморачивался, что ты себя гробишь, если б я так сильно тебе не симпатизировал.
Мне показалось, что в последнюю секунду слово «любил» он заменил на «симпатизировал». Сердце засбоило.
– Мой дядя был заядлый курильщик, – сказал Крис. – Силач, здоровяк, армейский чемпион по боксу. Курил беспрестанно, и потом легкие его враз накрылись – эмфизема. Он задыхался, страшно исхудал и совсем обессилел. Однажды мне пришлось поднимать его с унитаза. Он стал невесомый, кожа да кости. Бедра в гипсе. Знаешь, что он сделал? – Крис выдержал паузу. – Однажды упер дробовик в подбородок и разнес себе башку. Стены и потолок все в ошметках мозгов, костей и волос. Я как раз у него был. Мы услышали выстрел и бросились наверх. В жизни не видел ничего страшнее этого месива. Тетка моя мгновенно рехнулась и через пару месяцев умерла – думаю, от потрясения. Вот почему я бы расстрелял всех табачников. Они хуже Гитлера. Представь, сколько миллионов они убили.
Под его суровым взглядом я загасила недокуренную сигарету. От горы окурков в пепельнице вдруг замутило.
– Ты хотела рассказать, как попала в Англию, – сказал Крис.
– Да уж, это было нечто, а Фрэнсис просто взбеленился. Впервые по-настоящему психанул, и мне было ужасно пакостно.
В Ла-Манше он сказал: «Думаю, тебе надо в Дувр. Там приличный порт прибытия, пройдешь проверку».
Этого момента я ужасно боялась и ответила какой-то глупостью – дескать, какая мелодичная фраза. Фрэнсис вскинул бровь, и я пояснила: все слова на «п» – приличный порт прибытия, пройдешь проверку.
Он засмеялся и спросил: «Так что, идем в Дувр?»
От страха в животе екнуло, я набрала побольше воздуха и ответила, что, кажется, у меня нет документов.
Фрэнсис смотрел на меня как на полную дуру: «Как нет документов? В каком смысле? Сама же сказала, что виза тебе не нужна. Ты шутишь, что ли?»
Я вконец смешалась, вся взмокла, лицо пылало. Боялась, говорю, что иначе ты меня не возьмешь. «Конечно, ни хрена не взял бы!» – заорал Фрэнсис. В глазах его полыхала ярость, я себя чувствовала букашкой. Я обомлела, потому что прежде он никогда на меня не кричал.