Дочь профессора
Шрифт:
И когда в тот же день, ближе к вечеру, трое студентов пришли к нему, он все еще продолжал пребывать в этом состоянии неуверенности и сомнений. Вместе со своими приятелями пришла и Луиза: она следом за ними вошла в его кабинет — вошла, словно чужая, посторонняя в этом доме.
Профессор сел за письменный стол, Элан и Дэнни — в кресла, а Джулиус и Луиза расположились на полу на ковре.
— Итак? — спросил Генри, окидывая взглядом собравшихся.
— Мы решили, — сказал Элан, — что следует открыть вам все.
—
— Это не должно вам льстить, — сказал Элан. — Мы просто хотим еще раз увериться в своей правоте и думаем, что вы нам в этом поможете.
— Так, понимаю, — сказал Генри. — Это действительно не слишком лестно.
Луиза сделала нетерпеливый жест и скривила губы, но ничего не сказала.
Элан поглядел на Дэнни. Дэнни кивнул. Тогда Элан поглядел на Джулиуса, но взгляд мексиканца был устремлен на профессора, и Элан тоже перевел взгляд на профессора и сказал:
— Мы намерены начать в Америке революцию и с этой целью решили совершить убийство, имеющее важное политическое значение.
— Я так и предполагал, — сказал Генри. — И кого вы убьете?
Снова Элан поглядел на своих друзей. Дэнни поймал его взгляд и сказал:
— Сенатора Лафлина.
— Лафлина?
— Да, — сказал Элан.
— Вы что — шутите?
— Отнюдь нет.
— Но Лафлин же совершенно незначительная фигура. Он ничтожество.
Элан, казалось, смешался, но постарался скрыть свое смущение и ответил не без сарказма:
— Ну, не такое уж он ничтожество, если вспомнить Вьетнам.
— Разумеется, он ничтожество, — сказал Генри. — Он просто говорит то, что, как ему кажется, говорят другие, только он неповоротлив и не поспевает уловить перемену.
— Мы знаем, что он ваш друг, — сказал Дэнни.
— В данном случае это не имеет никакого значения, — сказал Генри. — Если завтра Лафлин погибнет в авиационной катастрофе, мне, право же, наплевать.
Генри почувствовал, что Луиза смотрит на него в упор.
— В таком случае, — медленно произнесла она, — почему же тебе будет не наплевать, если мы его убьем?
— Мне будет не наплевать из-за тебя, из-за того, что может произойти с вами… со всеми вами, — сказал Генри. — Вам это не сойдет с рук.
— Сойдет, — сказал Дэнни, — если это будет Лафлин.
Потому-то мы и остановили свой выбор на нем. Понимаете, Луиза… Я хотел сказать…
— Лафлина предложила я, — сказала Луиза. — Потому что я через Бенни или Джин смогу установить, где и когда он должен быть.
— А потом они это припомнят, и тебя притянут к ответу.
— Маловероятно, — насмешливо сказала Луиза. — Ведь, как-никак, я — твоя дочь.
Генри хотел что-то возразить, но удержался, пожал плечами и промолчал.
— Вы понимаете, — торжественно начал Джулиус, словно актер, читающий роль, — Лафлин достаточно хорошо известен, и все знают, за что
— Мы можем это осуществить, — сказал Элан. — Мы втроем… и Луиза.
— А потом? На что вы направите свою деятельность потом? — спросил Генри.
— Потом надо будет переходить к вербовке и созданию организации, после чего мы снова нанесем удар — уже более широким фронтом.
— Надо начать с чего-то, хотя бы с этого убийства, — сказал Дэнни, — чтобы показать, что мы шутки шутить не собираемся… что мы твердо решили бороться до конца.
— Так, — сказал Гепри. — Понимаю. Я это вижу. Но почему непременно кого-то убивать? Почему не экспроприировать банк или не бросить бомбу в ракетный центр. Или еще что-нибудь в этом роде?
— Именно потому, что вы это предложили, — сказал Элан, вперив горящий взгляд в Генри. — Потому что все это хотя и крайние меры, но они не выходят за рамки. Они не нарушают табу, наложенного на лишение человека жизни, табу, которое является сильнейшим оружием в руках правящей клики, ибо только она с помощью своей полиция и армии и может нарушить табу, используя насилие против народа. Они применяют насилие и боятся только одного: как бы народ в свою очередь не применил его к ним. Ибо стоит только схватке начаться, чем она кончится, никому знать не дано, и это они понимают.
Генри пожал плечами.
— Возможно, вы правы, — сказал он.
— Да, мы правы, я в этом убежден, — сказал Дэнни.
— А вы, Джулиус? — спросил Генри. — Вы разделяете уверенность Дэнни?
— Безусловно, — сказал Джулиус.
— А ты, Луиза? — спросил Генри и поглядел на дочь.
— Да, — сказала она. — Мы правы.
— Ну что ж, — сказал Генри, — я сдаюсь. Иными словами, я признаю, что не смог вас переубедить. Я ненавижу всякое насилие вообще, а когда речь идет об убийстве, то оно вызывает во мне даже физическое отвращение, но, вероятно, если быть честным с самим собой, придется признать, что это чувство может проистекать из моей принадлежности к определенному классу. А быть может, также в этом повинен мой возраст. Будь я моложе, возможно, я бы присоединился к вам. Впрочем, не знаю, не знаю.
21
Когда студенты стали прощаться, Генри ждал, что Луиза уйдет вместе с ними, но, проводив их до дверей и возвратясь в кабинет, он застал ее на прежнем месте. Он снова сел за свой письменный стол.
— Что ты на самом деле обо всем этом думаешь? — спросила Луиза.
— То, что я сказал. — Что мы, возможно, правы? Генри кожал плечами.
— Я, по-видимому, достиг уже такого состояния, когда начинаешь сомневаться во всем.
— Но тебя это, кажется, не тяготит? — сказала Луиза и, встав с пола, пересела на стул.