Дочь профессора
Шрифт:
— Какой-то он противный, скользкий, — сказала Лаура.
— С чего ты это взяла? — спросил Генри.
— Не знаю. Может, потому что он священник.
— А по-моему, это, наоборот, очень хорошо, — сказала Луиза, — что даже в католической церкви при всей ее реакционности среди священников встречаются радикалы.
— Ну, Элан-то бесспорно радикал, — сказал Генри.
— Я знаю, — сказала Луиза.
— Ты разговаривала с ним, когда у нас был прием?
— Нет. Это Дэнни мне
— Я надеюсь, по крайней мере, что он не из тех радикалов, что устраивают бунты? — сказала Лилиан.
— О господи, мама, — сказала Луиза. — Чем, по-твоему, он должен заниматься, если он радикал? Ходить голосовать?
— Можно, казалось бы, обойтись без иронии, когда ты говоришь с матерью, — сказала Лилиан.
— Элан несомненно веритв насилие, — сказал Генри, — но, мне кажется, он никогда не пойдет дальше какой-нибудь обыкновенной стычки с полицией.
— Конечно, он пойдет дальше, — сказала Луиза. — Он же не либерал и не станет ждать, пока ему проломят череп.
— Ну что ж, — сказал Генри, — поглядим.
— Ты думаешь, — сказала Луиза, — что если у тебяне хватает духу сделать что-нибудь, так, значит, и у других тоже.
— Ну вот, началось, — сказала Лилиан. — Опять за старое.
— Нет, — сказала Луиза. — Не за старое — ведь теперь папа признает, что должно быть предпринято что-то решительное, он только не знает что.
— Кто тебе сказал, что я придерживаюсь такого мнения?
— Дэнни и… Джулиус.
— Кто бы ни сказал, это же неправда! Генри, дорогой, возрази ей, — сказала Лилиан. — Ты же знаешь,что надо делать.
Генри покраснел и промолчал.
— Ты не считаешь нужным сообщить дочерям? В конце концов это ведь их тоже непосредственно касается.
— А что такое? — спросила Луиза. — Что ты надумал делать?
— Я еще не окончательно решил, — сказал Генри.
— Твой отец намерен отдать кому-то свои деньги, — сказала Лилиан.
Дочери молча смотрели на отца. Потом Лаура спросила:
— Это правда, папа?
— Да… Возможно.
— Что ж, я считаю, это грандиозно. В самом деле, папа.
— Спасибо, — сказал Генри и улыбнулся своей младшей дочери.
Луиза не проронила ни слова.
— А как ты думаешь? — спросил ее Генри. Луиза явно была в замешательстве.
— Мне кажется, — сказала она, — что это… все же лучше, чем ничего.
— Спасибо, — повторил Генри, на этот раз с иронией. — Между прочим, — добавил он, — тут возникает — и твои друзья Дэнни и Джулиус, без сомнения, разъяснят это тебе, — возникает кое-какое затруднение.
— Рада слышать, — сказала Лилиан.
— Какое затруднение? — спросила Луиза.
— Ну, прежде всего, — сказал Генри, — встает вопрос: кому эти деньги должны достаться?
— А разве ты не можешь просто отдать их беднякам, живущим в гетто? — спросила Лаура.
— Нет, — сказал Генри, — нет, потому что, слегка облегчив им подобным образом жизнь, мы лишь отдаляем день, когда они наконец восстанут против всей системы в целом.
— Эти деньги должны послужить делу революции, — сказала Луиза.
— Вот именно, — сказал Генри, — но кто ее представители?
— Мы.
— Кто это — «мы»?
— Мы, то есть люди вроде Элана, или Дэнни, или Джулиуса.
— Ну, они — это еще не революция, — сказал Генри.
— Нет, революция.
— Это всего лишь кучка талантливых, но незрелых юнцов…
— Вовсе нет. — Пальцы Луизы судорожно сжали ручку кофейной чашечки.
— …юнцов, которым приятно разжигать себя конспиративными разговорами и фантастическими планами драматических сцен убийства.
— Фантастическими? Это мы еще увидим.
— В том-то все и дело, — сказал Генри, — что ничего мы не увидим.
— Ты, конечно, не увидишь! — вскричала Луиза, вскакивая из-за стола. — Ты не увидишь потому, что ты, черт побери, слишком самодоволен и респектабелен для этого. А все-таки это произойдет. И без твоей помощи — мы в ней не нуждаемся!
Отшвырнув ногой стул, она выбежала из комнаты. Генри потянулся за кофе и налил себе еще чашку.
— Опять все сначала, — сказала Лилиан. — Вы с Луизой верны себе.
Генри пожал плечами, но лицо у него вдруг стало встревоженное.
— Они что-нибудь замышляют? — спросил он Лауру.
— Я не знаю, — сказала Лаура.
16
Луиза вышла из родительского дома, со всей мочи хлопнув дверью. Она прошла в гараж и некоторое время совершенно неподвижно сидела в своем «фольксвагене», в холодном бешенстве вцепившись руками в баранку. Потом запустила мотор и поехала к Джулиусу.
Он отворил дверь и снова, казалось, был смущен при виде ее, но Луиза не заметила этого, так как в ней еще все кипело, и молча прошла мимо него в слабо освещенную гостиную. И сразу приросла к месту, когда ее горящий гневом взгляд встретился со взглядом высокого пожилого мужчины, сидевшего в кресле.
— Добрый вечер, — с легким оттенком иронии проговорил мужчина, из чего Луиза сделала вывод, что ее возбужденное состояние от него не укрылось.
— Здравствуйте, — сказала она и кивнула, хотя мужчина в это время вставал с кресла и его крупная голова была опущена.