Дочери Волхова
Шрифт:
За Путениным двором девушки расстались: Веснавка метнулась к избушкам Братомеровой связки, а Дивляна со всех ног, пока никого рядом не было, пустилась к своему дому. Вот-вот, еще немного, только переодеться и наскоро заплести волосы, и можно бежать назад, к Купалиной горе, где с нетерпением ждет ее Вольга. Сегодня они, хоть и виделись не раз, едва смогли переброситься парой слов: то травы, то песни, то «вождение Лели» почти не оставляли возможности для разговора. И менее всего – изгнание русалок.
Но теперь, во время ночных игрищ, все будет по-другому! Еще бы
В доме было совершенно пусто, только в Доброниной избе оставалась Никаня со своим младенцем. Чудины тоже празднуют Купалу, которую называют смешным словом «кокуй», чем дают парням повод для множества шуток, – вспомнив об этом, Дивляна снова прыснула от смеха и зажала рот рукой. Остальные же домочадцы были на Купалиной горе.
Дивляна скользнула в избу, перевела дух – добралась удачно! – и стала подниматься из сеней по лесенке в повалушу. Освещалась та только небольшим окошком. Сейчас заслонка была отодвинута, но все равно в полутьме едва можно было разглядеть лари и лежанки. Не тратя времени на выбивание огня, Дивляна пробралась к своей лежанке, где заранее разложила новую праздничную одежду, и торопливо стянула влажную длиннорукавку. От той шел густой дух лесной зелени и озерной воды, напоминая о недавнем буйстве, и Дивляна отбросила рубашку.
И тут вдруг кто-то схватил ее из темноты и крепко облапил могучими руками! Дивляна вскрикнула от неожиданности: что за домовой на нее набросился в пустом доме? Знакомый голос шепнул ей в ухо:
– Да не ори, это же я!
Она узнала Вольгу – по голосу, по запаху, по тому радостному чувству, которое всегда охватывало ее рядом с ним.
– Ты откуда взялся? – охнула она шепотом, хотя услышать их было некому.
– За тобой пришел.
– Да ты что! – весело возмутилась Дивляна, смущаясь, что Вольга держит ее в объятиях обнаженную, и несколько надеясь только на темноту в повалуше. – Никому же нельзя видеть… а то русалки не отвяжутся!
– А я и не вижу. Тут темно! – Вольга засмеялся. – Темнее, чем в лесу. Зато и нас тут никто не увидит! – Он обнял ее крепче, передвинулся так, чтобы прижать к груди, наклонился и нашел в темноте ее губы. – А то там, на Купалке, за тобой в десять глаз следят…
– Ты с ума сошел! – задыхаясь от волнения, сквозь смех бормотала Дивляна, почти против воли обнимая его за шею и перебирая пальцами теплые русые кудри.
То, чего она ждала, пришло гораздо раньше.
– Русалка меня заманила, с ума свела… – шептал Вольга, торопливо целуя ее лицо, шею, плечи.
Рука его легла ей на грудь, и Дивляна ахнула – по телу разлился жар, так что она невольно изогнулась и крепче прижалась к нему, чувствуя, что он тоже возбужден до предела.
– Смотри… кто с русалкой… поведется… тому вовек…
– А я и хочу, чтобы навек…
Вольга подтолкнул ее к лежанке, и они упали прямо на разложенные
Когда они вернулись на поляну, там уже вовсю пылал костер. На пальце у Вольги блестело золотое кольцо из святилища богини Торгерд, которое Дивляна отдала ему, как и полагается на Ярилиных праздниках: получив от девушки какое-то ее украшение, парень отдает его своим старшим, а они идут с этой вещью к родным его избранницы, чтобы ее сосватать. Называется «задаточек взять».
Люди сидели на бревнах и прямо на земле, шел пир Ели кашу, вареные яйца, блины со сметаной, медом и творогом, пили медовуху, хлебали кисель. Пели песни – в каждом углу свою, так что ничего не разобрать, но всем было весело. Когда наелись, молодежь начала перекидываться крашеными яйцами: если парень бросал в девушку, это означало приглашение прогуляться вдвоем в рощу. Если кто промахивался или попадал не в ту, в которую метил, это вызывало громкий всеобщий смех. Причем чаще всех попадали в Снежицу – говорили, что в нее легко попасть, потому что очень уж крупна! А она, ничуть не смущаясь, хватала парня и увлекала в лес – бросил так бросил, теперь отвечай!
Через какое-то время снова появился князь Одд, и Домагость усадил его на почетное место. Варяг был уже в другой рубахе, синей, тоже богатой, отделанной полосками золотой парчи. Ему удалось незамеченным уйти с заколдованного озера, добраться до гостиного двора и там привести себя в порядок.
Обе старшие дочери Домагостя к тому времени уже были возле костров: нарядно одетые, в вышитых рубашках, с шелковыми тканками на головах, с ожерельями из пестрых стеклянных бусин, которые сами по себе составляли целое приданое. Каждая такая бусина стоила куницу или серебряный шеляг, но Домагость ничего не жалел для любимых дочерей и мог убирать их богаче всех ладожских невест.
Увидев Яромилу, Одд невольно вздрогнул и опять ощутил волнение и томительный жар. В праздничных одеждах, с переплетенной косой, она показалась ему по-новому прекрасной. В отблесках огня золотое кольцо Торгерд ослепительно сияло на ее руке. То, что произошло возле озера – красивые девушки в воде, белые рубашки, похожие на лебединое оперенье, драгоценное кольцо на пальце одной из них – так напомнило песнь о Вёлунде, что Одд сам усомнился: действительно ли это случилось с ним?
Через некоторое время Домагость сам подвел старшую дочь к варяжскому князю и вручил ей наполненный медовухой рог, окованный серебром.
– Поднеси гостю, а не то он смурной какой-то! – говорил Домагость, сам уже плохо стоявший на ногах. – Лелюшка ты наша, красавица! – И он в умилении целовал дочь, едва веря, что сам произвел на свет эту золотую лебедь. – Ни на земле, ни на небе такой красоты нет! – горделиво хвастался он гостю, не подозревая, что тому это известно не хуже.
Яромила подошла, держа рог обеими руками, и Одд встал ей навстречу. Она смотрела на него сияющими глазами, а ему больше всего хотелось спросить: это было на самом деле?