Дочка людоеда, или приключения Недобежкина
Шрифт:
— Кричи!
Петух стал отбиваться от него крыльями и шпорами, норовя клюнуть Шелковникова в глаз.
— Кричи! Или я сверку тебе шею!
— Сударь! Меня за это сварят в кипятке со всем семейством до седьмого колена! — вдруг взмолился петух человеческим голосом.
— Ага! — торжествовал, аж поперхнувшись от радости, аристократ-бомж. — Заговорил! Я же знал, что ты только прикидываешься петухом. Кричи!
Завидчая уже занесла над каретой свое страшное копье, удар которого по силе был ровен водородной бомбе, но тут пропел петух. И сразу же рука Завидчей безвольно опустилась. Петух
Артур приземлился на луг рядом с шоссе за деревней Митино и, поставив сестру на траву, снова превратился в человека.
— Все пропало! — горько произнесла прекраснокудрая предводительница страшного воинства.
Артур в своем аристократическом костюме, в котором он был на венчании сестры, достал брегет и, открыв крышку, посмотрел время. Он поднес часы к лицу шлемоносной женщины. Та, не веря своим глазам, взглянула на рубиновый циферблат. До крика первых петухов еще оставалось целых три минуты.
— Проклятье! Негодяй обманул нас! — воскликнула она.
Хотела было снова созвать свое воинство, но поняла, что на этот раз проиграла игру.
— Что ж, Недобежкин, ты выиграл первую партию. Посмотрим, кто выиграет вторую. Вызови машину, Артур. Что-то я озябла.
В деревне Митино раздался крик первых петухов. Светало. Артур хлопнул в ладоши, и на шоссе остановилась посольская автомашина государства, совсем недавно возникшего на одном из островов Океании. Шофер-полинезиец выскочил из нее, неся длинную, до пят, шубу. Завидчая передала щит и копье Артуру. Шофер набросил ей на плети шубу и она, все еще в шлеме, направилась к автомобилю, но, вспомнив про шлем, и его отдала пошедшему вслед за ней брату.
— Нет, нет, Артур, я хочу побыть одна! — остановила она молодого человека.
Артур проводил сестру взглядом, досмотрел, как она села в автомобиль, как автомобиль понесся к Москве, после чего устало крикнул в пространство:
— Эй, кто-нибудь, машину мне! Машину!
Глава 32
ВМЕСТО ЭПИЛОГА. ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЕТ
Побожий нашел Волохина лежащим под старым дубом, в руках он держал спасенную клюку. В предрассветных сумерках герой ГРОМа сидел, привалясь спиной к морщинистой коре зеленого великана, голова его была безжизненно опущена на грудь.
— Сашка! Волохин! — позвал друга Маркелыч, но Волохин не отозвался. — Сашка! Ты жив?!
Побожий наклонился над сотоварищем, осторожно ощупывая его тело, и сразу же попал рукой в горячую кровь, стекающую из раны в груди. На войне он перевидал много раненых и понял, что Волохин, даже если он еще и жив, уже не жилец на этом свете.
— Жив я, Маркелыч, — едва слышно прошептал молодой пенсионер, не поднимая головы и не шевелясь, — только конец мне приходит. Эх, Маркелыч, некому тебе будет передать свою клюку, подвел я тебя.
— Что ты говоришь такое, Сашка?! Будь она неладна, эта клюка, если б не она, ты бы не получил эту пулю.
Маркелыч обнял друга.
— Как же так получается, Алексаша, я, старше, выжил, а ты, молодой, тебе бы жить да жить еще, а вот, на тебе?!..
— Не судьба, видно, мне. Слушай, Маркелыч, — вдруг почувствовал прилив надежды раненый громовец. — Есть у меня один шанс. Только обещай сделать все, как я говорю. Обещаешь? — с надеждой, даже привстав на локте, спросил Волохин.
— Обещаю! — поклялся Маркелыч. — Вот те святой и нерушимый крест.
Старик осенил себя крестным знамением.
— Партбилетом клянись. Ты же партиец.
— Клянусь партбилетом! — отозвался ветеран милиции.
Волохин пошевелился и сел поудобней.
— Привези меня, Маркелыч, на тот пруд, где сегодня нашел меня в домике для лебедей. Если я еще буду жив, нырни справа от него, в двух метрах, в иле, нащупай большое кольцо, дерни за него, там есть люк в колодец, и меня в этот колодец опусти. Вот тебе моя последняя предсмертная просьба. Выполнишь?
— Выполню, Саша. Только, как же мне тебя туда доставить отсель? Ты же на ладан дышишь.
— А на венике, Маркелыч.
— На венике?
— На венике, иначе не успеть. Помру я.
Маркелыч, который продолжал сжимать отнятый у бабы-яги веник, решил еще раз использовать его силу.
— Откуда бы нам оттолкнуться? Крыша нужна.
— Там дальше высокий яр над рекой, с него и взлетам. Ты меня волоком туда дотащи, здесь недалеко.
Маркелыч выпрямился и полминуты стоял над умирающим сотоварищем, прикидывая свои силы. Если б хоть десяток лет назад, он бы, не задумываясь, и двух таких Волохиных подхватил на плечи, но сейчас старый украинец засомневался в своих силах. Волохин два года только как вышел на пенсию и еще не начал усыхать на пенсионных хлебах, весу в нем было никак не менее девяноста килограммов.
— Сашка, ты веник сможешь держать? — спросил его Побожий.
— Могу! — еле слышно отозвался тот, беря у старика веник.
Маркелыч подхватил друга под руки, поставил на подламывающиеся ноги, подсел под него и, взвалив раненого на плечи, медленно побрел к реке, опираясь на клюку.
В предутреннем тумане восьмидесятилетний старец шел с достоинством, он не пыхтел, пот не катил градом с его лба. Весь пот уже вышел из Маркелыча за долгую жизнь, и теперь с каждым шагом из него выходила сама жизнь. Он вспомнил, как в сорок втором так же на плечах выносил из-под обстрела раненого старшину Евменова, но тогда он бежал и не чувствовал ни старшины на своих плечах, ни ног под собой. "Интересно, жив еще этот Евменов и как он прожил подаренную ему жизнь?" — стискивая остатки зубов, подумал ветеран милиции, делая свои последние шаги.
Возле реки, на яру, Маркелыч усадил на веник теряющего сознание Волохина и, держа его за поясницу, бросился с крутого яра вниз. Он хотел было сказать: "С Богом!" но вовремя удержался, и веник, нырнув к реке, выправился и понес их в небо, где быстро гасли последние звезды.
Теперь он уже приноровился управлять веником и уверенно держал курс к центру Москвы, туда, где было больше догорающих огней, на всякий случай набирая высоту.
— Смотри-ка, летим, Маркелыч! — подал голос раненый, которого свежий воздух привел в чувство, он даже ощутил себя бодрее и сознание его прояснилось.