Дочки-матери
Шрифт:
Я ему три раза обещала, что уши оторву, если он еще раз так сделает. А на четвертый он говорит:
— Знаешь, если до сих пор уши целы, то им уж ничего не грозит. Я че, не вижу — тебе тоже прикольно.
— И убеждать тебя без толку, — говорю, — и насчет морали ты не в курсе.
А он только ухмыляется.
Но что интересно — они меня все цепляли разными способами, но они и друг друга постоянно цепляли — и я поняла, что это у них такая игра. Кто первый выйдет из себя — тот и продул. Поэтому перестала показывать эмоции по поводу, тем более, что они сами так делают. И очень быстро почувствовала, что эта дикая компания довольно легко может быть компанией моих товарищей. Мне было смешно и уютно. Вообще, они были по-настоящему дружелюбны. Они пили разные виды яда, смертельные даже по запаху — и порывались угостить меня, а любые попытки заметить, что употреблять эти штуки в пищу неполезно, веселили их до упаду. Еще они вдыхали наркотический дым — и предлагали мне, а я, наученная опытом с напитками, даже не заикнулась, что это вредно, просто отказывалась поделикатнее. Потом Бриллиант предложил мне пластик жевательной резинки. Я хотела взять — но у них были такие заговорщиские физиономии, что передумала, и, как потом выяснилось, правильно сделала.
И, в конце концов, Бриллиант положил мне руку на плечо, проникновенно посмотрел в глаза и спросил, не тяготит ли такое просветленное существо, как я, присутствие толпы грешников вокруг.
— Знаешь, — говорю, — мне ж звездолет надо покупать. Я же не могу с вами на ваши дела летать на старом грузовике, у которого вся электроника выгорела. А если я буду пробовать все, чем вы угощаете, я себе бумажный самолетик куплю, а отдам за него все свое имущество.
Вокруг зааплодировали.
Козерог говорит:
— Ты че, прямо сейчас собираешься? Да брось, завтра сходим. Я одно место знаю.
Рыжий тут же сказал, что тоже знает одно место и ему завтра туда тоже нужно. И Фэнси опять меня сзади подтолкнул и опять-таки пообещал одно место. И Бриллиант сказал, что завтра лично устроит мне экскурсию по всем здешним интересным местам, и опять предложил жвачку.
— А, Мать с тобой, — говорю. И взяла.
Что в тот вечер было дальше, я помню очень смутно.
Сначала мне, вроде бы, было очень смешно, что у Бриллианта железки на бровях, и я показывала на него пальцем и объясняла, что у нас на Аллариа серьги носят в ушах, а не где попало. Потом я обнимала Козерога и говорила, что он — мой лучший друг, и что вот мы сейчас загоним мой груз, и купим крейсер, и отправимся куда-нибудь странствовать — и это все еще было очень смешно. А Козерог гладил меня по голове и говорил что-то непонятное, но забавное.
Потом Рыжий налил мне чего-то, и я выпила. Оно оказалось на вкус, как жидкий огонь, и мне стало горячо — я чуть не выплюнула половину, но кто-то постучал меня по спине. Я сказала спасибо, и тут мне стало ужасно грустно, и я расплакалась и сказала Рыжему, что люблю Котика, но понимаю, что дело это безнадежное.
И Козерог сунул Рыжему кулак под нос, обхватил меня под мышки и поставил на ноги. Потом мы, кажется, куда-то шли втроем, и я то смеялась, потому что ноги у меня завязывались в какие-то странные узлы, то плакала и говорила, что я — урод несчастный, и что ничего хорошего у меня в жизни не будет.
Потом я, вроде бы, сидела на чем-то мягком и пила что-то горькое и горячее, а Козерог говорил, что Котика лучше оставить в покое, потому что иначе Чамли взбесится, а он и так от меня не в восторге. А я, насколько слушался язык, пыталась объяснить, что не собираюсь никому себя навязывать, а уж тем более — Котику, а на Чамли я плевать хочу.
Рыжий спросил что-то о моих приключениях с мальчиками, а я, как будто, еще успела сознаться, что если и были приключения, то только с девочками, что моя подруга погибла в космосе, что в любви мне не везло по жизни и что я ни на что уже не рассчитываю. И говоря все это, я ревела в три ручья, и Козерог сказал, что мне надо поспать, и я согласилась, и легла на что-то, свернулась клубочком и моментально заснула.
Проснулась я у Козерога в каюте, на койке поверх одеяла, в скафандре. И было у меня такое чувство, что моей садовой головой вчера забивали гвозди, а во рту у меня обжились мыши и напачкали. И весь мир вокруг плыл и покачивался.
И прошло минут десять, пока я не начала видеть в фокусе.
На голографической картине над рабочим столом вовсю светило незнакомое розовое солнце, но звездолет так и стоял на космодроме — поручусь. А Козерога в каюте не было.
Я встала, поправила койку потщательней, хотела поменять белье, но не нашла, где у него утилизатор. Поэтому оставила все так, как есть, и отправилась искать, где можно умыться. На душ в чужом корабле я надеяться не посмела.
Я как раз заканчивала приводить себя в порядок, когда Козерог появился в дверях отсека. Смотрел он на меня огорченно и сочувственно.
— Ты, вот что, — говорит, — ты не бери в голову. У тебя просто иммунитета нет.
— Жаль, — говорю.
— Башка трещит? — спрашивает.
— Угу, — говорю. — Еще как.
И тогда он мне протянул флягу, а я инстинктивно отшатнулась.
— Не дергайся, — говорит. — Это — нейтрализатор. По уму тебе еще вчера надо было дать, но пока я сообразил, ты отключился. Сволочь Рыжий все-таки — тэффское пойло неподготовленным людям нельзя давать. Оно того… как бы… на прогоны пробивает. Просто сыворотка правды, блин…
Я отпила очень осторожно. Но полегчало почти сразу же.
— А ты где спал? — говорю.
Пожал плечами.
— Да там…
И вид виноватый. И ничего о вчерашнем не говорит. И я решила тоже молчать.
— Мне надо уран продать, — говорю. — Мне машина нужна, оружие. Ты говорил, что место знаешь.
— Пойдем в штаб, — говорит. — Надо с Базаром связаться.
— А Базар, — говорю, — это кто? Или — что?
Ухмыляется.
— Общепланетная коммерческая информационная директория, — говорит. — Можно и прямо из крыльев, но тут база выйдет меньше. Там общая, всей стаи, она круче.
Я подумала и говорю:
— Нет, давай лучше прямо отсюда.
И мы пошли в рубку, и оттуда связались со спутником, в который на орбите чуть не вмазались, а он нас вывел на эту директорию с варварским названием.
Я надеялась получить плату за уран в мортисянских деньгах — во-первых, я знала, сколько он в них стоит, во-вторых, я знала, как они выглядят. Я решила, что так меня будет труднее надуть. Но скромные мечты не сбываются.