Доказательства сути
Шрифт:
Она поняла, что заснула, когда увидела эту цепь – жарко горящую золотом, рассыпающую вокруг сверкающие искры. Цепь лежала у ног, оборачивая их кольцами, как покорная змея. Ну надо же, подумала Ника, какое нравоучительное сновидение – прямо как диккенсовскому Скруджу. Не жадничай, мол, и не гонись за деньгой, ибо счастье заключено в следовании моральным идеалам, высшим принципам и прочей словесной благодати. Я и не гонялась, черт возьми, принялась отнекиваться Ника, и вообще, это не мое золото!
– Конечно, не твое, – авторитетно
– Как ты меня достала, – утомленно проговорила Ника, поудобнее ухватила конец цепи, накинула его на шею Ольге и принялась душить. – Все-то ты меня критикуешь, все-то недовольна. Нет от тебя никакого покоя!
– И не будет тебе покоя, кошелка ты пустая, корова безрогая! – ругалась Ольга и ловко выскальзывала из золотой удавки. – Телушка бестолковая! Истинно корова!
Ника всхрапнула, как перепуганная кобыла и проснулась. И услышала:
– Где эта корова?
Попутчица Наташа, произнесшая эти слова, похоже, была уже при солидном градусе нетрезвости. Ника, не обнаруживая свое пробуждение, тихо лежала на полке, отходя от отвратительного сна, в котором скрываемая ею кровожадность проявилась с ужасающей ясностью.
Наташа меж тем что-то втолковывала Маргарите, пересыпая невнятную речь вздорным хихиканьем.
– Прикинь, – расслышала Ника, – На вид – продавщица из пивного ларька, зад как чемодан без застежки, морда тяпкой, мужики ухохотались на нее. Она, говорит, мол, что писательница.
– Писательница? – со смешком переспросила гламурная леди. – А, чушь! Сейчас все писатели, сидят круглые сутки в соцсетях и пишут.
– Она вроде печаталась…
– И как же ее фамилия?
– На «п» как-то. Щаз. Пер… Первух… Первачева… А, Перовская!
– Точно Перовская? Ника Перовская?
– Да, точно, она.
– С ума сойти! – Маргарита рассмеялась коротким утробным смешком. – Это надо же!
– А что, книжки ее читала?
– Представьте себе! Так, просмотрела по диагонали, чушь собачья. Моя косметолог дала как-то полистать, пока педикюр мне делала. Она эту Перовскую обожает, все ее книжки собрала.
– И много?
– Двадцать с чем-то штук. Вот будет забавно, если я из поездки привезу Любаше автограф ее обожаемой писательницы! Как проснется, попрошу в блокноте расписаться. Бывают же такие совпадения! Кстати, Наташа, почему вы мне «тыкаете»? Мы, кажется, не в таких отношениях…
– Ой, охренеть, какие этикеты-шмитикеты! Рит, будь проще! Пойдем, выпьем в ресторане, я тебя с отличными мужиками познакомлю.
– С грузинами, что ли?
– Не, они дагестанцы. Кажется.
– А не боишься, что они боевики какие-нибудь?
– Если кавказец, значит, боевик обязательно? У них нормальный фруктовый бизнес, я пообщалась. Они в К. едут связи налаживать по поставкам. Серьезные ребята. Да пойдем!
– Исключено, – Ника услышала, как зашуршали страницы Ритиного журнала. – Дорожные романы – это не мое. Извини.
– Мое дело предложить, – хмыкнула Наташа и вышла.
Полежав минуты две, Ника принялась возиться на полке, изображая пробуждение. Нарочито громко зевнула, потянулась. Слезла, под пристальным взглядом Маргариты порылась в сумке, достала бутылку минералки, сделала глоток.
– Душно там, наверху, – сказала в пространство.
– Отопление на полную мощность включили, вот и душно, – Маргарита говорила, не отрывая взгляда от страниц «Каравана». – За окнами-то мороз минус пятнадцать.
– Откуда вы знаете?
– Разговор проводников случайно услышала, когда курила в тамбуре. Еще впереди сильные метели, так что могут быть заносы на дороге. Будет очень мило, если мы застрянем где-нибудь посреди тайги пред огромным сугробом, который не успеют расчистить.
– Да, как будто мы в «Докторе Живаго» Пастернака. Нам всем дадут лопаты и поставят впереди состава. Российские железные дороги сохраняют свои лучшие традиции.
Маргарита хмыкнула. Потом спросила:
– Ника, вы случайно не та писательница, которая написала роман «Исповедь ведьмы»?
– Случайно та, – Ника вздохнула. – Я не спала, я слышала, как Наталья назвала меня коровой и что ваша педикюрша обожает мои книги. На самом деле мне очень льстит, что меня читают косметологи, я ведь не Умберто Эко или Артуро Перес-Реверте, я пишу для повседневного спроса. Я с удовольствием дам автограф для вашей…
– Любы. – Маргарита полезла в сумочку от Донны Каран и достала элегантный блокнот и авторучку. – Девушку зовут Люба Николаева. Она мне просто не поверит.
Ника размашисто написала в блокноте: «С любовью – Любови Николаевой. Поверьте, я – это я. Ваша Ника Перовская».
– Спасибо, – Маргарита улыбнулась. – Пойду покурю. Вы совсем не корова, Ника, не обращайте внимания на эту пьяную дуру.
Оставшись одна, Ника почувствовала свою бесцельность. На какую-то минуту ей показалось, что она не доедет в К. и Анне не суждено будет ее встретить. Она вдруг захотела позвонить подруге, но сеть отсутствовала, за окнами царила однообразная глухая мгла. Остановись сейчас поезд – и все они окажутся как будто в ином измерении. От этой мысли к горлу подступила тошнота, Ника достала мятные драже, положила парочку под язык. Перед поездкой она специально перестала пить свои всегдашние антидепрессанты и, хотя мягко снижала дозу до нуля, синдром отмены все равно мучил ее по вечерам. В ушах зашумело, бросило в пот, и Ника решила выйти в тамбур, подышать холодным воздухом или хотя бы горьким табачным дымом, наверняка там кто-то курит, та же Маргарита, к примеру.