Доказательства сути

Наумова Анна

Само собой, Нике пришлось заверить их в том, что она всю свою сознательную жизнь провела на верхних полках поездов дальнего следования. При том, что билет у нее был именно на нижнюю.

– И пожалуйста, женщина, не чавкайте так своими яблоками, – деликатно потребовала Маргарита.

– Я не чавкаю, – уязвилась было Ника, но «Караван» опять отправился в гламурные дали.

Обидно, черт. Сунув чемодан под сиденье, Ника демонстративно достала книгу Мамлеева (это вам не биографии Алсу и Максим, сударыня, да-с!) и полезла наверх. При весе в девяносто с лишним это было актом беспримерного героизма, но она справилась. Кошмарно неудобно. В поездах она не ездила

лет двадцать и успела отвыкнуть от этих дорожных прелестей. Да и Мамлеев своей метафизической мрачностью подливал масла в огонь. Зато она испытала язвительную радость, узрев со своих высот, как под прикрытием журнала гламурная Маргарита беззастенчиво ковыряет в носу наманикюренным пальцем.

Заглянула слегка нетрезвая проводница, осведомилась насчет чая. Ника заказала, очень хотелось соблюсти чайно-дорожную церемонию, в которой обязательно фигурировали подстаканники. Слезла с полки (это труднее, чем наверх), села у окна, заглушая запах сушеной рыбы процессом созерцания летящих мимо пейзажей.

– В поездах не чай, а помои, – авторитетно констатировала Маргарита. – Не понимаю, как это можно пить, да еще за такие бешеные деньги.

Понятно, в чьи ворота гол. Плевать. Она порылась в сумке, извлекла свой фотоаппарат и стала примеряться снять заоконные картины природы. Получалось блекло и размыто.

Проводница принесла чай, почему-то пахнувший кока-колой. Ника пила его маленькими глотками, стало жарко, по спине потекла струйка пота под резинку трусиков, она терпеть не могла это ощущение. А еще Нике вдруг стало жутко при мысли о том, что целую неделю она будет прикована к этому неуютному мирку с неуютными, чужими людьми.

– Вы до конца едете? – спросила она попутчиц. – До К.?

– Допустим, – сверкнула стразами Маргарита. – А что?

– Просто я впервые еду так… далеко. Все равно, что на другую планету.

– Планета везде одна, – допила банку «Козела» Наташа. – Сплошь Расея.

– Ну нет! – возмутилась Маргарита. – Есть ведь и цивилизация помимо России!

– Ага, – Наташа хмыкнула. – Только она не про нас. Вон, далеко ходить не надо – в нашем вагоне сортир просто мама не горюй. Кто-то опростался мимо унитаза, а убираться некому, вот и вся цивилизация!

– Оу! – возмутилась Маргарита. – Надо было сообщить проводнице! Это невыносимо, мы платим такие деньги, мы не должны это терпеть!

– Вам надо, вы и сообщайте, а я и так схожу, – Наташа была невозмутима.

Гламурная леди гневно свистнула ноздрей, но с места не сдвинулась. А Ника меж тем поняла, что ей пора посетить обсуждаемое место, а значит, столкнуться с неоспоримым доказательством российского безобразия.

Она вышла в коридор. Пахло так, словно под вытертой ковровой дорожкой захоронили биологические отходы категории В. Ника морально подготовилась к зрелищу российского сортира, но все равно было противно. Преступная куча выглядела свежо и мучительно напоминала о горечи бытия. Кое-как помыв руки и используя влажные салфетки для открывания двери, Ника вышла в коридор и решила, что надо-таки найти проводницу и поставить ей на вид, а то подумают, что это она напакостила.

Проводница сидела в своем купе перед ополовиненной бутылкой дешевого ликера и рассеянно что-то слушала через наушники от смартфона. У нее была огромная грудь, напоминающая дремлющий вулкан, и серое лицо с розовым пятном губ.

– Простите, можно вас на минутку, – начала Ника.

– А? – проводница отсутствовала в реальности, выходит, ликер был непрост.

– Там, в туалете… – Ника повысила голос.

– Орать-то чего, – устало скривилась проводница и вытащила из ушей наушники. – Чего?

Казалось, через огромные поры ее кожи на щеках сочится такое уныние, что тревожить ее – смертный грех.

– В туалете кто-то сходил мимо унитаза, – обрисовала ситуацию Ника.

– А я-то что? – осклабилась проводница. В наушниках стонала тошнотворная песня про букет белых роз с любовью в каждом лепестке. Проводница, как все женщины, не была чужда глобальной сентиментальности.

– Надо убрать бы, – несмело предложила Ника.

– Уберу, – заверила вагонная страдалица. – Сию минуту.

И налила себе полстопки тягучего ликера, напоминавшего по цвету клей ПВА. Пахло чем-то сладким.

Ника всё топталась в дверях.

– Еще что-то? – хлопнула ресницами страдалица.

– Нет, всё.

Ника вернулась в купе, не уверенная в том, что проводница выполнит ее жалкую просьбу. Наташа дремала, а Маргарита, разложив на столике боевой косметический комплекс, снимала стразы вместе с дополнительными ресницами. Процесс был кропотливый, Ника не посмела мешать, вытащила пачку влажных салфеток и протерла лицо.

За поездом вслед гнался стремительный осенний вечер, в окно ударили косые струи дождя, и словно не было никакого мира за пределами вагона, словно тьма, и дождь, и дорога – были воображаемы и предположительны, как и вся остальная жизнь.

Глава третья

В дороге

На третьи сутки дождь сменился снегом, поскольку из средней полосы с ее мягким климатом, поезд вгрызся в края суровые и легендарные своим непокладистым норовом. Ника жалела, что не взяла зимнее пальто, но надеялась, что Анна добавит какой-нибудь теплый шарф к ее немудрящей куртке. Попутчицы развлекались, как могли; Наташа проводила время в вагоне-ресторане с некими настойчивыми и смугло-усатыми мужчинами. Мужчины предлагали свое общество и Маргарите, но та, ссылаясь на головную боль и диету, штудировала очередной глянцевый журнал либо полировала длинные острые ногти. На Нику вагонные мужчины не среагировали, что с одной стороны, ее утешало, а с другой – оскорбляло и раздражало – неужели она такая непривлекательная? Впрочем, и без того хватало переживаний за отца и Жама; она уже раз тридцать отругала себя за то, что опрометчиво сорвалась в эту ненормальную поездку. Даже Юрий Мамлеев был от скуки прочитан до библиографического описания на последней странице.

Кстати, в сортире наконец навели порядок, правда, проводницу подвигла на это Маргаритина истерика (а может, еще кто-то по вагону психанул). Хлоркой несло по всему вагону, этот запах Ника ненавидела с детсадовского периода, что опять-таки не прибавляло оптимизма. Плюс немытая голова и немытое все остальное. Плюс безбашенные цены на лежалые бутерброды и салат оливье в ресторане. Короче, дорожные жалобы, век ХХI.

Однако Ника не сдавалась. С собой были взяты пять штук толстых тетрадей и «Паркер» с запасом стержней. «Паркер» подарил ей Сережа в первый год ее писательства, и она пользовалась ручкой, только когда раздавала автографы. Теперь можно было фиксировать в тетрадях дорожные впечатления. Ника забиралась на свою полку, пристраивалась поудобнее и писала. Было так удивительно после стольких лет сидения за компьютером ощущать запахи бумаги и чернильной пасты… Она описала Наташу и Маргариту, отметив в скобках, что их типы могут пригодиться в каком-нибудь романсеро про суровые ведьмовские будни. Тем более, что к концу четвертого дня дороги Наташа проявила к Нике некий интерес.