Доктор Ахтин. Бездна
Шрифт:
Она раз за разом прокручивала в памяти их последнюю встречу, — глаза Ахтина, его губы и слова. Она поверила им, приняв разумом и сердцем слова любви. И она сразу стала сомневаться, потому что видела в глазах Ахтина бездну.
Он говорил, слушал и смотрел на неё, и в тот же момент, он отсутствовал рядом. Это было похоже на то, как человек с разрушенным сознанием пытается скрыть свою болезнь. Она же видела, слышала и созерцала любимого человека, даже не пытаясь услышать голос разума. И только когда Ахтин ушел, она смогла критически мыслить.
Ахтин любит.
А, значит, он говорил правду.
И этого вполне достаточно. Большего не нужно, — она умеет терпеливо ждать. И она будет верить и любить.
Прошло время, эмоции сгладились, воспоминания помутнели. Иррациональное знание, пришедшее во сне, заставило её поверить в худшее, что может произойти. Сейчас ей кажется, что всё закончилось, и счастья уже никогда не будет.
Воспоминания никогда не заменят реального человека, его добрые глаза и теплые руки, ласковые слова и спокойное участие.
Ахтина нет. И с этим надо смириться, хотя даже мысль об этом вызывает желание выть. Слез уже нет, так же, как нет других эмоций.
Мария Давидовна механически гладила живот, находясь далеко от врачебного кабинета, пребывая в глубине своего сознания и перебирая воспоминания, которые уже не казались настолько убедительными и яркими, чтобы без сомнения принимать их.
Глава шестая
Принимая бездну
Я чувствую на лице тепло солнечных лучей. Открыв глаза, вижу неровное отверстие, в который заглядывает утреннее солнце. Оно обжигает сетчатку ярким светом, и я инстинктивно закрываю глаза.
Разочарованно вздыхаю. Я нахожусь в пустом разрушенном здании, которое, возможно, когда-то было церковью. Крыша над головой отсутствует, выщербленные краснокирпичные стены зияют пустыми оконными проемами, на земле громоздятся кучи мусора и гнилого дерева. И только по единственной оставшейся блеклой фреске на стене можно предположить, что здесь храм веры. Пристально вглядывающийся и благословляющий Святой, который ищет в глазах Паствы признаки непоколебимой Веры, утраченной в веках.
Я задумчиво смотрю на изображение.
Если это сон, то почему настолько яркий и подробный? Зачем столько деталей и нюансов? Для чего всё это? И то, что я увидел в глазах Распятого На Кресте, имеет смысл или нет?
Если это не сон, то почему я, а не кто-либо другой? И если у меня действительно есть дар божий, то могу ли я отказаться от него?
— Руах элохим.
Мой голос в утренней тишине звучит неестественно гулко.
— Что ж, будем жить дальше, — мысленно говорю я сам себе и делаю первую попытку встать. У меня получается. Я делаю шаг к тому месту, где был иконостас, куда я подтащил то ли кафедру для чтения проповедей, то ли лестницу, ведущую на небеса.
Приближаюсь к тому месту, где должно быть Распятие.
Ничего нет.
Всё привиделось.
Или слишком яркий сон. Или игры моего сознания.
И тут я вижу лежащие на земле предметы.
Ржавые металлические гвозди в количестве четырех штук.
Нагнувшись, я подбираю ближайший гвоздь и сразу чувствую тепло, исходящее от металлического предмета.
Ржавчина, как кровь, что навсегда пропитала железо.
Ребристые неровные края гвоздя, выкованного в стародавние времена неведомым кузнецом.
Отброшенные временем артефакты, говорящие человеку о будущих страданиях, миновать которые невозможно.
Я грустно улыбаюсь.
Это не сон. Эти гвозди извлечены из тела Спасителя.
Знание, полученное от человека, страдающего на кресте, имеет сакральный смысл. Для него, для меня, для теней, сбившихся в стадо, и для будущего всего мира.
Все, что я увидел в глазах Висящего на Кресте, произойдет.
Мне кажется, что я улыбаюсь, но скорее всего у меня на лице гримаса.
Потому что мне больно. Сильная боль от того, что я раздвигаю губы, словно кожа на лице разрывается. Ноги подламываются, и я валюсь на землю, не в силах удержать своё тело в вертикальном положении. Руки ватные, и не слушаются меня, поэтому я не могу смягчить падение, выставив их перед собой.
— Не шевелись.
Я слышу голос, и не могу понять, откуда он слышен. Хочу повернуть голову, чтобы увидеть того, кто говорит, но яркая вспышка перед глазами погружает меня во мрак.
Я снова падаю в бездну.
Но теперь сознание молчит. Ни ужаса, ни страха, ничего. Это всего лишь бездна, в которую я проваливаюсь бессчетное количество раз. Наверное, скоро это войдет в привычку, и я буду встречать бездну равнодушно.
Тьма уже не кажется беспросветной.
Иногда бывают звуки, — человеческие голоса, шум воды и ветра.
Да, когда ветер обдувает горящее лицо, я чувствую себя живым.
Шелест тростника, что так приятен для слуха. Иногда я думаю, что Тростниковые Поля — это единственное место, где я ощущаю себя дома. Место, в котором нет ничего лишнего, где всё просто и естественно. Отсюда я пришел в мир теней, и сюда вернусь, когда бездна отпустит меня.
Раздвигая стебли тростника, я ищу себя. Белая футболка с надписью I’M DOCTOR. Мысленно улыбаясь, я думаю, что скажу самому себе при встрече. Например, я поведаю о том, как было страшно в первый раз. И о том, что Иисус жив, — во всяком случае, когда я его в последний раз видел, он был жив.
Я скажу самому себе, что Богиня ушла.
Скорее всего, навсегда.
И снова боль. Стиснув зубы, я жду — может, она прекратится сама. Здесь во мраке бездны ощущение боли абсолютно неестественно. Боль отвлекает от реальности. Я бы лучше искал себя в Тростниковых Полях. Или смотрел в глаза умирающего Спасителя. Или с наивной надеждой ждал встречи с Богиней.