Долбаные города

Беляева Дария Андреевна

Я достал из кармана телефон, включил вспышку и направил ее в сторону Эли.

— Мне нужна правда, только правда. Это немного. Но и не мало, — голос копа, кажется, получился отличным, я был сам собой впечатлен.

Леви стукнул меня по руке, я выронил телефон.

— Блин, Леви!

— Что? Не смей вести себя так жестоко!

Я взглянул на Эли. Он снова обезоруживающе улыбался.

— Прости, — прошептал я. — Сам не знаю, что на меня нашло.

— То же, что и всегда, — Эли пожал плечами. — Но я не знаю, Макси.

— Что? Не знаешь? Если бы Леви пришел в школу с пушкой и начал бы стрелять в людей, я бы сто пудов имел парочку версий на этот счет.

— У тебя на любой счет есть

парочка версий, — сказал Леви. — И я бы не стал так делать. Может быть, у меня когда-нибудь случится эпилептоидная ярость, но максимум, что я смогу сделать — проломить кому-нибудь башку стулом.

Я снова отвернулся к витрине. Корреспондент с неприлично серьезным лицом что-то втирал телезрителям, но бегущей строкой шел только заветный телефон. Я увидел отражение Эли, он переступал с ноги на ногу, чуть подпрыгивал, словно бы играл в невидимую резиночку с невидимыми девчонками. Эли натянул капюшон куртки, скрывшись, затем скинул его и дернул на себя. У его куртки была желтая, жгущая глаза подкладка.

Эли сказал:

— Он правда вел себя странно. Я должен был знать.

— Нет, не должен был, — сказал я. — Я же обманщик.

Я проводил взглядом черный, развороченный холл торгового центра и решил, что пришло время двигаться дальше. Задумались о вечном, и будет.

— Он правда вел себя странно. Замкнулся в себе, и вот это все.

— Такое бывает с массовыми убийцами.

— Может он правда чокнулся? Похоже, что у него были императивные голоса в голове, — сказал Леви. — Ну, помните, про "этого достаточно?".

— Стоило мне только оставить вас на месяц, и вот.

Эли вдруг отстал, покрутился на месте, посмотрел назад.

— Не надейся, — сказал Леви. — Ты не выглядишь чокнутым.

— Хотя Калев тоже не выглядел. В свете открывшихся нам фактов, не будем злить Эли.

— Он все время был голоден, — сказал Эли. — Говорил об этом снова и снова, и опять, и опять, и опять.

Леви кивнул.

— Да. Я даже почти поставил ему булимию. Это было странно. Но не настолько странно, чтобы мы решили, что он правда...сходит с ума.

Эли обогнал нас, теперь он задумчиво шел впереди, рассматривая небо, как картину в музее.

— Мы, к примеру, говорили двадцать минут. И он, значит, за это время раз пятнадцать сказал бы о том, что хочет есть. Но, как бы, ну вы же понимаете. Это ни на что не намекало.

Леви сказал:

— Правда, в столовой он ел не больше обычного, может, даже меньше — без аппетита.

Мы дошли до перекрестка, где Эли обычно сворачивал домой. Но он вдруг сказал:

— Я вас сегодня подожду. Схожу в закусочную, посижу в телефоне. Вот, короче. Зайдите за мной. Ладно?

Мы кивнули. Когда Эли свернул совсем в другую сторону, чем обычно, я вдруг почувствовал себя словно наэлектризованным.

— И ты думаешь эта штука про голод связана с тем, что он сделал? — спросил я. Леви пожал плечами.

— Этого уже никто знать не может. И я правда не уверен, что хотел бы.

Мы замерли на светофоре, затем перешли дорогу и оказались у здания бывшего кинотеатра. Его закрыли лет пять назад, и с тех пор там случались вот какие замечательные вещи: два пожара, собрания сектантов, подпольный киноклуб какого-то студенческого братства из Дуата, четыре корпоратива, салон-парикмахерская и, наконец, вершина карьеры этого странного места — "Центр психологической помощи Ахет-Атона". Название ему дали без фантазии и без энтузиазма. Люди там работали, ну, примерно такие же. Наш психотерапевт, к примеру, давным-давно разочаровался в профессии, в людях и в самом себе. Это было в какой-то мере поучительно, но в то же время говорило о любви Ахет-Атона к своим детям в каком-то разочаровывающем тоне. Имя у нашего психотерапевта, конечно, было, однако мы называли ли его

Козлом. Козел работал с нами, как он сам признался, не из каких-либо добрых побуждений, а потому, что мог воровать печенье. Я лично оценил его честность.

Вообще-то мы легко могли избавиться от Козла — достаточно было одной жалобы. Может быть, все можно было устроить шумно — с постами в интернете и священными войнами в комментариях. Но мы Козла отчего-то жалели, кроме того, он смешил нас.

Правда, таким образом мы получили не слишком здоровые представления о том, что такое взрослая жизнь. Согласно Козлу жизнь после двадцати похожа на попеременное разочарование в собственных способностях, теле, душе и социальных контактах.

Ну, знаете, сучья жизнь, а потом вы умираете.

Козел, конечно, имел какое-то образование, но оно давным-давно оказалось погребено под алкоголизмом и развивающейся депрессией. В этом плюс маленького городка: иногда можно встретить человека вовсе непрофессионального, даже, можно сказать, антипрофессионального, зато личность — преинтересную.

Наверное, я по-своему его даже любил.

Леви спросил:

— Соскучился по чокнутым?

— Невероятно.

Мы зашли внутрь, и я увидел удобные новенькие диванчики и плакаты старых фильмов, оставленные для красоты, и кулеры с водой, и загруженных, мрачных людей, мечтающих, чтобы кто-то решил их проблемы.

— Голоден, значит, — сказал я. — Он все время был голоден.

— Что?

— Меня тоже пробивает на хавчик после чего-нибудь аморального.

Я достал телефон. Леви сказал:

— Не вздумай, мы же опаздываем, только не это.

— Да-да-да, твоя мама тоже так сказала в среду.

— В среду ты был в дурке.

— Она навещала меня, у нас было совсем немного времени.

Я включил камеру, улыбнулся шире.

— Привет-привет-привет, надеюсь вы соскучились по самой некачественной рубрике моего видеоблога. Добро пожаловать в мир эффективных расстройств. Аффективных, конечно, зануды из комментариев, это игра слов. Поверьте, ребятки, теперь я буду снимать много видео, так много, чтобы заглушить свою внутреннюю пустоту и побочные эффекты лекарств.

Мы шли по коридору, и Леви недовольно молчал, посматривая на меня, однако ему явно не хотелось выдавать свое здесь присутствие.

— Это видео будет коротким и мучительным, примерно как прогнозы, которые дают мне врачи. Шучу, психиатры стараются вообще не давать никаких прогнозов, потому что психика штука сами знаете какая. Или не знаете. Большинство людей даже никогда не задумывалось о том, что у них есть психика. Господь Всемогущий, мне кажется, я наконец-то чувствую готовность рассказать вам о том, как съехал с катушек в первый раз. Это смешная история, которую я не поведаю своим детям, потому что ни одна девушка не согласится их со мной иметь. Так вот, ребятки, мне было двенадцать, когда я чокнулся. Сейчас я думаю, что мои мамка и папка ожидали чего-нибудь такого. Может быть, я с детства был странненьким, а, может, дело в генах. Короче, мамка не очень удивилась, а мой отец просто принципиально не испытывает никаких эмоций слишком далеких от отчаяния. Господь Бог наделил меня способностью не только поглощать вчерашнюю пиццу с энтузиазмом, но и хорошей памятью. Думаю, это две моих единственных способности. Значит так, я сидел перед телевизором и смотрел новости, мама приготовила мне свое коронное блюдо — недостаточно размороженный готовый обед. Я ковырял пластиковой вилкой в пластиковой миске. У меня было страшно хорошее настроение. Понимаете, именно страшно хорошее. Это такая особая штука, доступная только тем, кто правда поехал. В моем прекрасном настроении было нечто угрожающее, неправильное, я был слишком взвинчен и не мог успокоиться, я вскакивал, забывал о еде, ходил по комнате.