Долгая смерть Лусианы Б.
Шрифт:
Клостер замолчал на полуслове, возможно заметив у меня на лице признаки удивления или беспокойства. На прочитанных им страницах не говорилось о страхах Лусианы по поводу сестры, и я замер в надежде услышать что-нибудь еще о новой гостье, однако Клостер решительным жестом указал одновременно на лестницу и на дверь. Спускаясь, я рискнул оглянуться: он стоял неподвижно, словно хотел удостовериться в моем уходе.
— По телефону вы сказали, что тоже хотели меня кое о чем спросить, — вдруг вспомнил я, — но так и не спросили.
— Не беспокойтесь, то, что я хотел узнать, я от вас услышал.
Глава 8
Выйдя на улицу, я сразу бросился к телефону-автомату. Записной книжки у меня не было, поэтому пришлось звонить в справочную и выяснять номер Лусианы по фамилии и адресу. Через несколько секунд механический голос продиктовал нужные цифры, и я немедленно набрал их, пока не забыл.
— Я только что говорил с Клостером, — выпалил я, услышав ее голос. — Он выставил меня, потому что ждал какую-то девушку из школьного журнала. Это не может быть твоя сестра?
— Может, — пролепетала она. — О боже, я думала, он выбросил эту идею из головы, а он, судя по всему, продолжал действовать у меня за спиной. Она ушла минуту назад и не сказала куда, но я заметила, что она положила в сумку книгу Клостера, которую уже читала, и это показалось мне странным. Наверняка хочет, чтобы он ее подписал. — В ее голосе зазвенело отчаяние. — Я могла бы взять такси, но думаю, уже поздно, вряд ли я ее догоню. Откуда ты звонишь?
— Я за углом у его дома, в телефонной будке.
— Тогда, может быть, ты ее подождешь и задержишь, пока я не приеду? Пожалуйста, сделай это для меня, а я сейчас же возьму такси.
— Нет, я ничего делать не буду, — сказал я как можно тверже. — Сначала нам нужно еще раз поговорить. Я уверен, что в собственном доме Клостер никакой глупости не совершит. Тут на углу есть бар, откуда, наверное, виден вход в дом. Я могу понаблюдать за ним, пока ты не приедешь и мы все не обсудим. Я сяду у окна.
— Хорошо, — сдалась она, — уже выхожу. Надеюсь, Клостер тебя не убедил.
Я вошел в бар, сейчас почти пустой, и сел у одного из окон, откуда был виден противоположный тротуар, а за ним вход в дом Клостера. Не успел я заказать кофе, как мимо окна, почти задевая стекло, проплыла переброшенная через плечо сумка, которую я узнал бы среди тысяч других. Я вытянул шею, но девушка уже перешла дорогу, а остановившийся у светофора автобус загородил ее. Когда же автобус наконец проехал, Валентины и след простыл, а дверь в доме Клостера медленно захлопнулась. Я разглядел только доставшуюся от старшей сестры сумку и темно-синий рукав пальто.
Лусиана появилась через полчаса. Сквозь стекло я заметил, как она, входя, небрежно поправила волосы — наверное, мой звонок поднял ее с постели, и теперь она решила наспех привести себя в порядок. Лицо осунувшееся, без следов косметики, глаза какие-то остекленевшие, словно под воздействием лекарства.
— Она пришла? — вместо приветствия спросила она.
Я встал и уступил ей свой наблюдательный пункт, а сам сел напротив.
— Да, только что. Правда, я ее толком не видел, но думаю, это она: у нее твоя бывшая сумка и темно-синее пальто.
Лусиана кивнула:
— Да, длинное, тоже когда-то было мое. Когда она пришла?
— Минут десять назад. Уверяю тебя, ничего не случится. Я поговорил с ним.
— И он тебя убедил. — Она сверлила меня взглядом, словно хотела прочесть в глазах настоящий ответ. — Теперь ты веришь ему.
— Я этого не говорю, — произнес я как можно убедительнее, но мне было не по себе. — Просто я не сомневаюсь, что он не сделает ничего такого напрямую, тем более у себя дома.
— Он может сделать что-то другое, — мрачно заявила она. — Валентина даже не представляет что, ведь она всего лишь легкомысленная девчонка. Ей о нем ничего не известно, так, напридумывала что-то по его книгам. Но я-то его знаю, причем с разных сторон.
— Вот об этом я и хотел поговорить. Его версия того, что произошло между вами, сильно отличается от твоей.
Она тут же насторожилась, то есть вернулась в свое привычное состояние.
— Писателю ничего не стоит выдумать какую хочешь историю. Что он тебе сказал?
— Сказал, что, когда ты начала у него работать, он ни о чем таком не помышлял, был очень доволен вашим соглашением и тем, как продвигается роман, а потому вовсе не собирался вдруг все разрушить. Он считал тебя красивой, но физического влечения не испытывал. Еще сказал, это ты всячески старалась привлечь его внимание. Например, однажды он диктовал тебе отрывок о шраме на руке какой-то женщины, а ты обнажила плечо и показала ему след от прививки, только чтобы он до тебя дотронулся.
— Да, я показала ему шрам, верно, и ничего плохого в этом не вижу, но никогда не просила его до меня дотронуться. Да я даже и не помнила об этом. Просто невероятно, как он теперь все извращает.
— Он тогда впервые до тебя дотронулся, и ты, судя по всему, гордилась тем, что все-таки добилась своего. А потом разрешила массировать себе шею.
— Вижу, вы стали настоящими друзьями, а иначе как тебе удалось раскрутить его на такой рассказ? Однажды он спросил про мою шею, я нагнула голову, чтобы показать, где болит, а он начал делать массаж. Да, я не противилась, поскольку не предполагала в нем никаких дурных намерений или задних мыслей, я ему доверяла. Я же тебе говорила, он был мне как отец. Но это случилось всего один раз.
— Один раз… а потом другой, но как только он понял, что на тебе нет лифчика, тут же остановился.
— Может, и два раза. А лифчик в то время я вообще редко носила.
— У меня ты всегда была в лифчике, — заметил я.
— Понимала, что тебя нужно опасаться, но о нем никогда ничего подобного не думала. Пока он не вернулся из той поездки и я не увидела, что это совсем другой человек, мне такое и в голову не приходило. Но к чему ты клонишь? Даже если я дала ему повод, хотя я его не давала, даже если была не права, обратившись в суд, разве это оправдывает то, что потом произошло, — гибель всей моей семьи?