Долгая зима
Шрифт:
— Что тебя там задержало, Чарльз?
— Трава, — отвечал папа, намыливая себе лицо.
Мама с Лорой изумленно переглянулись. Что это значит? Тем временем папа смыл мыло, протянул руку за полотенцем и принялся вытираться.
— Эта дурацкая трава под снегом. Дороги совсем не видно, — пояснил он. — Нигде нет ни изгородей, ни деревьев. За городом все утонуло в сугробах. Даже озеро, и то покрыто снегом. Снег замерз, затвердел, сани прекрасно скользят, и кажется, что можно спокойно проехать куда угодно по прямой. Но не успел я оглянуться,
— Чарльз, — мягко остановила его мама.
— Каролина, да тут святой сквернословить начнет, — воскликнул папа. — Дэвид — конь разумный, а Сэм словно рехнулся. Оба по горло торчат в снегу, и чем больше они барахтаются, тем глубже застревают в яме. Тут я понял, что если сани уйдут под снег, не видать мне их как своих ушей. Я тогда распряг лошадей и попытался по одному вытащить их наверх, но Сэм окончательно взбеленился — ныряет, фыркает и все глубже уходит в этот распроклятый снег.
— Да, трудно тебе пришлось, — посочувствовала мама.
— он так метался, что я стал беспокоиться, как бы он не поранил Дэвида. Поэтому я залез в сугроб и стал разгребать и утаптывать снег, чтобы помочь Сэму выбраться наверх. Но он продолжал брыкаться и барахтаться, пока я совсем не потерял терпение.
— И что же ты тогда сделал? — спросила мама.
— Я все-таки его вытащил. Дэвид двигался за мной послушно, как овечка, и, осторожно ступая по снегу, выбрался наверх. Тогда я впряг его в сани, и он вытянул их из ямы. Но мне все время приходилось следить за Сэмом, ведь привязать его было не к чему. А потом я и его впряг в сани и двинулся вперед. Но не успели мы проехать и сотни футов, как они снова провалились.
— Какой ужас! — воскликнула мама.
— И так продолжалось всю дорогу. На каких-то две мили ушло полдня. Привез я всего лишь один стог, а устал так, словно работал с утра до ночи. После обеда я впрягу только одного Дэвида. Сена он притащит вдвое меньше, но зато и сил мы оба столько не потратим.
Папа быстро пообедал, запряг Дэвида в сани и уехал. Теперь они знали, чем он занят, и поэтому не беспокоились и только жалели Дэвида, который поминутно проваливался в коварные сугробы, и папу, которому приходилось все время его распрягать, вытаскивать из сена и снова запрягать.
Весь день был солнечный, и к вечеру папа успел привезти еще две небольшие кучи сена.
— Представляешь, Каролина, Дэвид идет за мной, как собака, — рассказывал папа за ужином. — Он выбирается из снега, а потом стоит и ждет, когда я утрамбую ему дорогу. Потом осторожно вылезает наверх, словно знает, как ему себя вести. Держу пари, что он и впрямь все понимает. Завтра я привяжу к саням длинную веревку, и, когда он провалится, его не надо будет каждый раз распрягать. Я только помогу ему выбраться из снега, а сани он и сам вытащит.
После ужина папа пошел в лавку Фуллера покупать веревку и, вернувшись, рассказал, что рабочий поезд со снеговым плугом прошел за этот день полдороги до Трейси.
— Сейчас ехать стало труднее, потому что, расчищая путь, рабочие бросают снег по обе стороны рельсов, и снеговая стена становится еще выше. На станции говорят, что поезд, наверно, пустят послезавтра.
— Это хорошая новость. Надеюсь, у нас снова будет мясо, — сказала мама.
— Но это еще не все, — продолжал папа. — Будет поезд или не будет, мы все равно получим почту. Почтальон Гилберт завтра утром повезет ее на лошадях в Престон. Он уже готовит сани, так что можешь послать с ним письмо.
— Я уже давно начала письмо в Висконсин. Постараюсь сегодня его дописать, — ответила мама.
Она принесла письмо, и когда чернила в пузырьке оттаяли, все уселись под лампой вокруг стола и стали думать, о чем надо еще рассказать родственникам, а мама записывала все это маленьким красным перышком с перламутровой ручкой в виде птичьего пера. Заполнив своим аккуратным мелким почерком страницу, она перевернула ее вверх ногами и стала писать между строчек. То же самое она сделала и с оборотной стороной листа, так что ни дюйма бумаги не пропало попусту.
Когда Инглзы жили в Висконсине, Кэрри была совсем маленькой и не помнила ни дядей, ни тетей, ни их детей, а Грейс их вообще никогда не видела. Но Мэри с Лорой прекрасно помнили Алису, Эллу и Питера.
— Напиши им, что моя кукла Шарлотта все еще у меня и что я очень хочу котеночка — пра-пра-пра-правнука Черной Сьюзен, — сказала Лора.
— Слово "потомок" займет меньше места, — заметила мама. — Иначе, боюсь, что это письмо будет весить намного больше, чем полагается.
— Напиши им, что здесь кошек и днем с огнем не сыщешь, — добавил папа.
— К сожалению, — уточнила мама, — потому что здесь очень много мышей.
— Напиши, чтоб они приехали к нам на Рождество, как бывало в Больших Лесах, — сказала Мэри.
— Ой! А когда Рождество? — воскликнула Лора. — Я совсем о нем позабыла, а ведь оно вот-вот наступит.
Грейс запрыгала на коленях у Мэри и кричала:
— Когда будет Рождество? Когда придет Санта Клаус?
Мэри и Кэрри рассказывали ей про Санта Клауса, но теперь ни Мэри, ни Лора не знали, что ей ответить. Их выручила Кэрри.
— Может быть, нынешней зимой Санта Клаус из-за снегов и буранов не сможет к нам приехать. Ведь даже поезда — и те сюда не ходят.
— Санта Клаус ездит на санках, — возразила Грейс, глядя на них широко раскрытыми голубыми глазами. — Правда, папа? Он ведь сможет к нам приехать, правда, мама?
— Конечно, сможет, Грейс, — успокоила ее мама.
А Лора решительно добавила:
— Санта Клаус может приехать куда угодно.
— Может, он привезет нам в подарок поезд, — сказал папа.