Долгий фиалковый взгляд
Шрифт:
Меня вдруг прошибла такая дрожь, что застучали зубы. Я подошел к нему. Левая рука согнута, кисть лежит над головой. Правая с пистолетом где-то под телом. Похоже, первый нож попал в левую подмышку, когда он еще заглядывал в окно. Другой, без единого пятнышка, валялся на земле у груды плит. Третий, вонзившись кончиком, торчал в алюминиевой стене под окном. Крови на обшивке возле стальной ручки было немного. Значит, смертельная рана под мышкой, в артериях выше сердца.
«Говоришь, нож — скверное оружие, Тревис? Знаю. И пистолет скверный, и смерть скверная. Но порой можно воспользоваться
Спасибо тебе, Мигель. Спасибо за уроки. Без них мы оба были бы мертвы, вместо одного тебя. Спи спокойно.
Глава 18
Я вернулся в трейлер, раскалившийся, точно печка. Извиваясь червем, Лило переместилась так, чтобы видеть дверь. Она сильно вспотела, лоснилась, как будто облитая маслом. Черные брови на миг изумленно вскинулись. У нее не было никаких оснований считать, что пули не угодили в меня.
Раз я вошел, значит, мертв приемный папочка. Верхняя половина лица обрела иное выражение, что означало попытку улыбнуться под черной перевязью. Если снять ее, она скажет: «Все о’кей, милый. Бросим Генри в болото. Половина денег твоя. Из нас выйдет отличная команда».
Я сел на край кровати, взглянул на нее. Отнимать у людей жизнь — игра для лишенных воображения, неспособных поверить по-настоящему, что они тоже могут умереть. Проклятие сострадания заключается в том, чтобы видеть в каждом мертвеце самого себя, чтобы видеть дитя, скрытое в каждом мертвом теле. Счет в местном боксерском матче тошнотворен. Хатч, Орвилл, Бейтер, Лью Арнстед, Бетси Капп, Генри Перрис. Вполне можно добавить и Линду Фезермен. Мейер чуть-чуть не попал в этот список.
Не знаю, что она прочитала на моем лице, но улыбка исчезла. Взгляд стал пристальным, напряженным. Блестящие черные волосы разлохматились, слиплись от пота, капли текли по щекам, ребрам, груди, животу, темными пятнами расплывались на голубой простыне.
Я встал, открыл другие окна, чтобы впустить хоть какой-нибудь ветерок. Ее глаза следили за мной.
— Кто-нибудь за тобой придет, Лилиан.
Она яростно дернула головой в знак протеста, что-то забормотала, пытаясь заговорить, согнулась вдвое, потянулась ртом к круглым коленям, стараясь сорвать изоленту.
Я бросил на нее последний долгий взгляд:
— Не хотелось бы слышать то, что ты можешь сказать. Мне не нужны деньги, которые ты предлагаешь. Не взял бы и вдвое больше.
Прицепил на место ставню, закрыл на крючок. Убедился, что заперты все остальные. Запер трейлер, положил ключи в карман, сел на низкую ступеньку снаружи, зашнуровал башмаки. Пришлось дотронуться до тела Генри, доставая ключи от «бьюика».
Через четверть мили я поднял стекла в машине, включил на полную мощность кондиционер, направив струю на себя. Холодный воздух высушил вспотевшую грудь под расстегнутой рубашкой.
Добравшись до Шелл-Ридж-роуд, свернул, держа курс на северо-восток. Проезжая мимо дома Перриса, повернул, подкатил к дверям. Открыла пожилая женщина, жилистая, высокая, абсолютно бесстрастно глядевшая на меня. На шафраново-желтом
— Нулия?
— Угу.
— Мисс Перрис просила заехать и передать вам, что она сегодня не вернется. И мистер Перрис тоже.
— Мы договорились, что я сейчас уйду домой делать свои дела. Никак не могу остаться. Она это знает.
Я нащупал пятидесятидолларовую бумажку Ленни Сибелиуса, влажную от моих тяжких трудов, протянул и сказал:
— Прошу вас остаться и позаботиться о миссис Перрис, Нулия.
Она взглянула на деньги, удержавшись от проявления каких-либо эмоций.
— Что-то дурное творится, кэптен?
— Можно и так сказать.
— Каждый Божий день своей жизни молю Господа, чтоб дьявол выполз из преисподней, дыхнул адским пламенем, топнул копытом и совершил свое дело, уволок бы ее в смоляное болото и вечный огонь. — Она сунула бумажку в карман фартука. — Останусь, только буду работать на вас, кэптен, а не на нее, пока не скажете, хватит. Премного благодарна.
Банковские часы показывали двадцать минут шестого, когда я прибыл в центр города. Температура — девяносто два градуса. [15]
15
Около 33,5 градуса по Цельсию.
Остановился за полицейскими автомобилями. Вошел. Кипела обычная деятельность. Один из деловитых молодых людей за высокой стойкой сообщил, что шериф занят. Я сказал, что хочу повидать его прямо сейчас. Он взглянул на меня, прочитал на моем лице нечто такое, отчего сделал стойку, как хороший легавый пес.
Через несколько минут привел меня в кабинет Хайзера и встал позади.
— Хочу вам кое-что сообщить, — объявил я. — Организуйте магнитофонную запись. Хотелось бы, чтобы при моем рассказе присутствовал Кинг Стерневан.
— Он сменился со службы.
— Можете вызвать его?
Хайзер отыскал номер в списке под стеклом на столе, набрал. В тишине я услышал гудки на другом конце. После восьмого шериф положил трубку.
— Билли Кейбл не годится?
Я подумал. Это должен быть либо один из них, либо другой. Не может быть, чтобы оба. Кивнул. Хайзер велел дежурному передать на коммутатор, чтобы вызвали Билли.
Я сел в кресло в шести футах от стола и стал ждать. Шериф Норман Хайзер, полностью сосредоточившись, продолжил работу с бумагами. Через семь минут по стенным часам постучал и вошел Билли Кейбл. Взглянул на меня с неприязнью на окаменевшей физиономии.
— Посадите его вон там, у стола, шериф, чтобы я видел его лицо.
— Это что еще за дерьмо? — рявкнул Билли.
— Сядьте там, Кейбл, — приказал шериф. — Магнитофон включен, Макги.
— Шериф, вы когда-нибудь слышали об открытии одной планеты, расположенной далеко от Солнца? До нее доходило совсем мало света, так что ее никто никогда не видел, никто не знал, что она там, не знал, куда надо смотреть.
— Вы сняли меня с патруля, чтоб я слушал…
— Закройте рот, Билли.