Долгий путь к себе
Шрифт:
Все три тысячи запорожцев подобрались один к одному. Здесь были рубаки, ходившие во Францию вместе с Кривоносом, и те, кто сражался на Желтых Водах и под Берестечком, герои, бравшие Полонное, Бар, Старо-Константинов, битые в Красном, сидевшие в Виннице, в Стене, ходившие в посольствах в Москву и в Истамбул.
Славное было войско. Но зато какое же драное! Кто в чем, и каждая одежка с чужого плеча.
За отрядом катила вереница подвод с казачками, взятыми гулять на свадьбе. За этими подводами тянулись два рыдвана, каждый
Дорога поднималась в гору, скоро Яссы. Тимош вдруг вспомнил Ганку, первую дивчину, которая зазвала его с посиделок спать вместе, первый свой поцелуй, земляничный… Вспомнил свою дурость: вместо того чтобы похвалить девичью красу, сказал Ганке, что она ему не нужна, что он женится на принцессе.
И вот ведь принцесса ждет его! Еще один перевал и — Яссы.
Только что-то не чувствовал себя Тимош счастливым. Поглядел на Карыха. Карых женился на своей Гале Черешне, уже год как женился, и все сияет, будто пасхальное яичко.
Тимош ерзал в седле. Предстояла мука мученическая. Встречи, речи, и все это в царских покоях, на людях.
Дорога уперлась в небо и тотчас пошла со смирением вниз.
Тимош увидал: вдоль дороги с двух сторон — войско. Большое войско. Сердце екнуло — ловушка!
— Трубача! — крикнул Тимош, хватаясь за саблю. — Играй!
Трубач заиграл тревогу. И тотчас с дороги грянула музыка.
— Вашу милость встречают! — сказал Тимошу Георгий.
Досада исказила лицо казачьего предводителя. Махнул рукой трубачу.
— Довольно! Но всем быть наготове!
На дороге показалась кавалькада.
— Это сам Лупу, — узнал остроглазый Георгий.
Господаря сопровождало шестеро одетых в турецкое платье телохранителей и восемь вельмож.
Съехались.
Лупу, улыбаясь, спешился.
Тимош выпрыгнул из седла, большими неловкими шагами пошел навстречу, обнял господаря. Тот поцеловал его, заговорил по-турецки, зная, что Тимош по-турецки говорит.
— Славу Богу, вот и вы! Всё вашему приезду радуется. Народ, бояре, само солнце.
Тимош не знал, что на это сказать, закусил губы. К нему на помощь тотчас пришел Выговский.
— Наши простолюдины нынешний день называют днем Анны-скирдницы. Поля уже убраны. Пришла пора молотьбы — самого радостного в крестьянстве труда. Вот и для вашей господарской милости наступает драгоценная пора: зреть счастливое определение в судьбе своего потомства.
— Я действительно чувствую себя счастливым, — сказал Лупу, улыбаясь Тимошу.
А сам думал: «Какое неподвижное, какое грубое у него лицо. Да еще побитое оспой. Простолюдин, напяливший на себя атласный жупан».
Бояре, приветствуя гостя, сияли радостью, и все отмечали про себя, как неловок этот казак-жених. Ферязь соболями подбита, но с чужого плеча. Разбойник! Ему место не за княжеским столом, а на придорожной
Сели на лошадей, поехали к городской стене. Палили пушки, гремела турецкая боевая музыка, играли цыгане.
У городских ворот Тимоша приветствовал сын Василия Лупу Стефан.
— Победа вашей милости под Батогом потрясла мир, — сказал он. — Со времен Ганнибала Карфагенского, разгромившего римлян под Каннами, история не ведала столь полной и столь блистательной победы.
Тимош глядел в сторону. Он не знал, кто это такой — Ганнибал.
— Сын гетмана Войска Запорожского — гордость запорожского казачества, — вступил в беседу Иван Выговский. — Тимош воистину достойный сын своего великого отца.
— В вашем войске я готов командовать хоть ротой, хоть десятком! — воскликнул Стефан, вновь обращаясь к Тимошу.
А на того нашло тупое, дикое упрямство. Он бычил голову и молчал.
— Правду сказать, мы устали в пути, — нашелся Выговский. — Его милость можно понять. Волнение от предстоящей встречи с солнцеликой княжной Роксандой наложило печать на уста его милости.
Тимош зыркнул по Выговскому злыми глазами, буркнул:
— Печать! Никакая не печать!
За обедом Тимош не проронил ни слова. В комнатах невесты начались танцы. Цыгане на сербах резали так, что весь дворец пританцовывал.
Господарь пошел глядеть на танцы, и Выговский поспешил за хозяином. Тимош остался один на один с боярами, и те начали задавать ему вопросы, желая развеселить учтивой беседой.
— Иди-ка ты куда-нибудь, — шепнул Тимош толмачу Георгию. — Тогда они не больно поговорят со мной.
Георгий ушел. Тимош закурил трубку, отошел к окну, встав к боярам задом.
Суббота совпала со днем усекновения главы Иоанна Предтечи — днем постным, когда и рыбы не подавали. На обед к господарю явился один Иван Выговский, объяснив, что Тимош готовится к завтрашнему торжеству и отдыхает с дороги.
А Тимош устроил прощание с парубками. Были на этом прощании Карых, Загорулько да толмач Георгий.
Обед им принесли с господарского стола: моченые турецкие бобы, фасоль, сваренную без масла, да кислую капусту. Вина не полагалось.
— Доставай, Георгий, наш запасец! — распорядился Тимош.
Выпили по кругу из общей чаши.
Загорулько с Карыхом обнялись и спели Тимошу прощальную:
Бувай же здоров, товарищу, вже мы йдемо, Вже такого товарища, як ты, найдемо? Хоць найдемо, не найдемо, та не такого, Що не прыйдеться до серденька мого.Тимош поцеловал Загорулько, поцеловал Карыха, а потом и Георгия.