«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории

Сборник статей

Мицкевич использовал в своей поэме «исторические маски», отсылая к событиям средневековой истории. По сути, поэт затронул проблемы патриотизма края в XIX в. Ещё при жизни Адама Мицкевича поэма дала название такому этико-нравственному течению национально-освободительных движений, как «валленродизм», в основе которого лежало доктрина Макиавелли. Валленродизм стал обозначать позицию человека, использующего обман и предательство для достижения благородной цели.

Понятие валленродизма достаточно быстро стала популярной еще при жизни Мицкевича [233] . Но в обществе отношение к валленродизму было противоречивым. С одной стороны, поэма «Конрад Валленрод» реально отражала этическую дилемму, которая стояла перед заговорщиками, готовивших к восстание, вспыхнувшему в 1830 г. Средствами литературы через метафору морального конфликта фактически был кодифицирован новый образец патриотизма, который мог быть реализован в конспирологической и революционной деятельности. Но некоторые представители общественных движений в XIX в. очень дословно прочитали послание Мицкевича, поэтому поэту высказыввались претензии, что валенродизм был по своей сути нравственным восхвалением предательства и что идея мести в поэме важнее идеи любви к Отечеству. Но идея трагизма затмила этот спор о валленродизме.

233

Lasecka-Zielak J. Wallenrodyzm. // Bach'orz Kowalczykowa A. Slownik literatury polskiej XIX wieku. Wroclaw, 2002. S. 995–996.

Российская

публика познакомилась с поэмой Адама Мицкевича очень быстро, в год выхода оригинальной версии – 1828 г. Но первоначально это был прозаический перевод историка и статистика Апполона Скальковского [234] . К печати этот перевод был подготовленный русским литературным критиком и общественным деятелем славянофильских убеждений Степаном Шевырёвым в историко-философском журнале «Московский Вестник» [235] . Переводчик так обосновал свой выбор: «Желая познакомить читателей с сим новым произведением Польского Поэта, мы осмелились предложить им на первый раз прозаический перевод оного, сколь можно близкий к подлиннику» [236] . Текст перевода был размещён в разделе «Проза». Но в действительности, попыток перевода на русский язык поэмы Мицкевича, целой или в фрагментах, при жизни поэта было предпринято несколько. На протяжении 1828–1829 гг. появилось, по крайней мере, девять таких переводов [237] , настолько это произведение стало популярным в России.

234

Ланда С.С. Пушкин и Мицкевич в воспоминаниях А.А. Скальковского // Пушкин и его время. Л., 1962. Вып. 1. С. 279.

235

Конрад Валленрод. Историческая повесть, взятая из летописей литовских и прусских. Сочинение Адама Мицкевича // Московский Вестник. 1828. № 7. С. 290–303; № 8. С. 369–390.

236

Конрад Валленрод // Московский Вестник. 1828. Ч. 7. С. 290.

237

Адам Мицкевич в русской печати. 1825–1955. Библиографические материалы. М.; Л., 1957. С. 14–15, № 21–24; С. 18, № 36–39; Федута А. Этюды о текста Мицкевича и их интерпретаторах // Федута А. Следы на снегу. Минск, 2018. С. 25–31.

В 1828 г. А. Мицкевич пребывал в Петербурге и ощутил интерес российской читающей публики к его новому произведению. Литературный критик Ксенофонт Полевой таким образом характеризует это внимание: «Многочисленный круг русских почитателей поэта знал эту поэму, не зная польского языка, то есть знал ее содержание, изучал подробности и красоты ее. Это едва ли не единственный в своем роде пример! Но он объясняется общим вниманием петербургской и московской публики к славному польскому поэту и <так> как в Петербурге много образованных поляков, то знакомые обращались к ним и читали с ними новую поэму Мицкевича в буквальном переводе. Так прочел ее и Пушкин. У него был даже рукописный подстрочный перевод ее, потому что наш поэт, восхищенный красотами подлинника, хотел, в изъявление своей дружбы к Мицкевичу, перевести всего «Валленрода» [238] .

238

Живописная Русская Библиотека. 1858. № 10. С. 75.

Уже в марте 1828 г. (возможно и раньше) Александр Пушкин начинает перевод «Конрада Валленрода», но сейчас же бросает его и с начала апреля приступает к работе над «Полтавой» (первоначально «Мазепа») [239] . Пушкин избрал для перевода Вступление к «Конраду Валленроду» [240] , в котором как раз наиболее сильно звучит тема историзма. Отдельно отметим, что по этому же пути, уже для белорусского перевода, в 1910 г., пойдёт Янка Купала [241] . Впервые Вступление к «Конраду Валленроду» в переводе А. Пушкина было опубликовано в 1829 г. [242] :

239

Аронсон М.И. «Конрад Валленрод» и «Полтава»: (К вопросу о Пушкине и московских любомудрах 20-х – 30-х годов) // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. М.; Л., 1936. [Вып.] 2. С. 53.

240

Измайлов Н.В. Очерки творчества Пушкина. Л., 1976. С. 116.

241

Купала Я. Поўны збор твораў: У 9 т. Т. 6. Паэмы, пераклады. Мінск, 1999. С. 192–193.

242

Пушкин А.С. Отрывок из поэмы Мицкевича: Конрад Валленрод («Сто лет минуло, как Тевтон…») // Московский Вестник. 1829. Ч. 1. С. 181–182.

Сто лет минуло, как тевтонВ крови неверных окупался;Страной полночной правил он.Уже прусак в оковы вдался,Или сокрылся, и в ЛитвуПонёс изгнанную главу.Между враждебными брегамиСтруился Немен; на одномЕщё над древними стенамиСияли башни, и кругомШумели рощи вековые,Духов пристанища святые.Символ германца, на другомКрест веры, в небо возносящийСвои объятия грозящи,Казалось, свыше захватитьХотел всю область ПалемонаИ племя чуждого законаК своей подошве привлачить.А. Пушкин

Начало сценической реализации

В середине XIX в. было создано еще одно поэтическое произведение, апеллировавшее к событиям под Пиленами – это была поэма Владислава Сыракомли (1823–1862)

«Маргер». В «Слове от Автора» Сыракомля сослался на орденскую хроникарную традицию: «Litewscy i pruscy kronikarze zapisali pod r. 1336 napad krzyzacki na zamek Pullen, bohaterska jego obrone przez wodza Margiera i zgon Litwin'ow, kt'orzy nie chcac sie zywo odda'c w rece nieprzyjaci'ol, sami sie na stosie na ofiare swym bogom pozabijali» [243] . Основная мысль поэмы была вложена автором в уста главного героя во время отважного самоубийства [244] :

243

Syrokomla W. Margier. Poemat z dziej'ow Litwy. Wilno, 1855. S. V.

244

Syrokomla W. Margier. S. 134.

Margier kolpak soboli zdjal z rycerskiej glowy:«Witam cie, chrobra Litwo, w otchlani grobowej!Daj 'swadectwo niebiosom w uroczystej dobie,Zem cze's'c twoja ocalil i zginal przy tobie!Nie umarla's spodlona – tylko nieszcze'sliwa!»(Маргер соболиную шапку снял с рыцарской головы:«Приветствую тебя, храбрая Литва, в бездне могильной!Свидетельствуйте небесам в торжественный день,Что я спас твою честь и погиб вместе с тобой!Ты не умерла унижденной – только несчастной!»)

Автор, рассказывая об одном локальном событии, стремится создать общую картину истории Литвы, очертить эпоху экспансии Ордена [245] . Это сочетание «храброй Литвы» и отчаянного поступка формирует нравственно-этический комплекс прочтения истории и ее интерпретации в актуальном для автора моральной атмосфере XIX в.

Владислав Сыракомля планировал сценическую реализацию своей поэмы и подготовил собственное либретто для композитора Станислава Монюшко [246] . Но эти театральные замыслы воплотил в жизнь другой выдающийся композитор, уроженец Лиды Константин Горский (1859–1924), создавший оперу «Маргер» в трех актах (шести действиях). При этом композитор не воспользовался либретто Сырокомли, а положил в основу своей оперы либретто автора, обозначенного криптонимом W.W.G. Транскрипция для фортепиано была опубликована в Петербурге в 1905 г., но саму оперу поставили только 13 января 1927 г. на сцене Большого театра в Познани. Финальная сцена оперы создавала атмосферу героизма, в основе которого лежало самопожертвование: «Lud zaklina bogi, by wyzwolili ich z pet ciala. Na oczach oszolomionych Krzyzak'ow wszyscy wskakuja na stos. Wszystko niknie w klebach dymu» («Люди умоляют богов освободить их от оков плоти. На глазах у ошеломленных крестоносцев все прыгают в костер. Все исчезает в облаках дыма»).

245

Варабей М. Хрысціянізацыя ВКЛ вачыма Уладзіслава Сыракомлі ў гістарычнай паэме “Маргер” // Беларуска-польскія моўныя, літаратурныя, гістарычныя і культурный сувязі: зб. арт.: у гонар праф. Э. Смулковай / рэдкал.: І.Э. Багдановіч [і інш.]; пад рэд. І.Э. Багдановіч, M.L Свістуновай. Мінск, 2016 (Беларусіка = Albaruthenica; кн. 37). С. 221.

246

W rocki Е. Konstanty G'orski: zycie i dzialalno's'c. 1859–1924. Warszwa, 1924. S. 11.

Можно утверждать, что опера Горского подытожила «литвинский этап» развития легенды о Пиленах, пик которой пришелся на середину XIX в. Специфика литвинского прочтения легенды заключалась в том, что в рамках этой концепции делались отсылки к древней литовской истории, но новый нарратив должен был пробудить патриотизм славяноязычного, преимущественно польскоязычного, шляхетского сообщества в бывшем ВКЛ.

Становление литовскоязычной традиции

Параллельно с распространением сюжета в польскоязычной литвинской литературе региона, наррация о Пиленах стала проникать в литовскоязычную историографию, которая только начинала зарождаться. Первым автором этого направления был просветитель и один из первых идеологов литовского национального движения Симонас Даукантас / Simonas Daukantas I Szymon Dowkont (1793–1864). Даукантас окончил Виленский университет в 1822 г., но из-за процесса филоматов-филаретов он получил степень магистра права только в 1825 г. В дальнейшем он работал в канцелярии Рижского генерал-губернатора (1825–1834) и, что стало очень важным для профессионального роста Даукантаса как историка, на протяжении 1835–1851 гг. он служил помощником матриканта при канцелярии Сената в Санкт-Петербурге. То есть, в столице империи Даукантас работал напрямую с Метрикой ВКЛ.

Ещё будучи студентом, Даукантас подготовил свой первый труд по истории Литвы «Darbai senuju lietuviu ir zemaiciu» («Деяния древних литовцев и жемайтов», 1822). В своем повествовании Дауканас при передаче топонима ориентировался на версию Punie, которую в свое время принял Шлёцер. Современный литовский исследователь Витаутас Меркис подсчитал, что в этом работе Даукантаса из 245 ссылок 89 относятся к произведениям фон Коцебу, 62 – Альберта Виюка-Кояловича, 29 – Николая Карамзина, 15 – Антония Глебовича, 10 – Теодора Нарбута [247] . Также в сюжете о Пиленах Даукантас опирался на работы фон Коцебу и Виюк-Кояловича. В наррации Даукантаса была усилена морально-психологическая составляющая, подчеркнуто желание литовцев умереть, но не стать рабами крестоносцев. Автор позволил Маргеру (Маргирису) сказать: «Пусть невинная кровь льется на головы этих кровопийц, отнимающих у нас свободу, данную самими богами». И добавил: «Мы благодарим небеса за то, что сегодня мы можем умереть на свободе, несмотря на то, что нас угнетают». Проблема в том, что «Darbai senuju lietuviu ir zemaiciu» при жизни Дауканаса так и осталась в рукописи [248] и была опубликована только в XX в. [249]

247

Merkys V. Simonas Daukantas / 2 papild. leid. Vilnius, 1991. P. 106–107.

248

Vilniaus universiteto bibliotekos Rankra's'ciy skyrius / VUB RS (Библиотека Вильнюсского университета, отдел рукописей). F. 1. В. D104 (Daukantas, S. Darbay senuju Lituwiu yr Zemaycziu). P. 684–691.

249

Daukantas, S. Ra'stai / teksta paruo's'c B. Vanagiene, sudar'c V. Merkys. Vilnius, 1976. T. l.P. 289–292.