Долго без тебя
Шрифт:
– Какая теплая вода! Патрик! Она теплая! Разве такое может быть!? – От удивления девушка даже забыла о том, чего секунду назад боялась.
Мужчина рассмеялся, но руку девушки не отпустил.
– Мы далеко на юге. Как раз посредине земного шара. Помнишь я тебе показывал на глобусе?
– Маленький мир?
– Большой мир... Тут не бывает зимы и лета, весны и осени...
– Как? Совсем?
– Совсем.
– И как так жить!? – «Как жить если не понятно сколько времени до Рождества? Когда сеять и когда собирать?»
Патрик с улыбкой пожал плечами.
– Люди, которые живут здесь, не понимают, как можно выдерживать холодные зимы. А ведь есть страны, в которых гораздо холоднее, чем у нас в Ирландии, где очень много снега...
– Как у нас в горах?
– В некоторых горах его даже больше, некоторые горы гораздо выше. А если поехать еще южнее – там будет лето. Там все наоборот.
– Да? И что же Рождество у них летом?
– Да. Невесело, правда?
Они смеялись. Мюренн чувствовала теплый песок. Волны щекотали ноги. Огни горели. Они освещали лицо Патрика. Говорят, один эльфийский король и жена короля людей полюбили друг друга... Целая армия окружила их, чтобы Мидхир не мог украсть Этейн. А он обнял ее, и они взлетели ввысь... [6]
Глава 5
...Они взлетели в Сингапуре и приземлились в Дублине. Он обнял ее, и они унеслись а Маллингар. А тут все сияло. По вечерам, когда шум затихал, был слышен топот маленьких ножек в стеклянных башмачках – это танцевали эльфы... Все одевались как можно теплее: за много лет впервые был такой холод, даже мороз. Елки и Даид-на-Нолаг [8], падуб и омела – все покрылось инеем. Пожалуй, даже на носу фэйри замерзала сосулька. В окнах домов виднелись горящие свечи. Из труб валил дым. К Рождеству готовилась вся деревня, весь город, весь мир... Пение, доносящееся с холмов, стало веселее, затихли даже стоны банши... Много улыбающихся людей в магазинах. Мюренн с удивлением отметила, что падубом уже украшают только двери. Омела вешалась в проходах по всему дому. «Ель. Рождественская Ель! Мы только полено жгли все двенадцать дней. А потом оставляли немного от него и хранили весь год. А тут в дом приносят целую ель!» В гостиной стояла такая высокая елка, что девушка даже представить себе не могла сколько она будет в высоту. «Патрик сказал, что она где-то метра четыре или чуть больше. Это немного больше, чем два Патрика...» Она улыбнулась.
– Что такое? – Мужчина подозрительно смотрел на Мюренн.
Та только снова загадочно улыбнулась:
– Все хорошо.
– Но ты чему-то улыбалась?
– Улыбалась, – и продолжала улыбаться.
– Чему?
Ее щеки порозовели, а девушка отрицательно покачала головой. Мэри за всей этой картиной наблюдала с еще более таинственной улыбкой, чем у Мюренн. А эти двое совсем ничего не замечали. Позавчера ночью они вернулись из дальней поездки. Перелеты, дорога. Все это должно было их немало утомить, но нет... Они, казалось, светились, как электрические лампочки. Пожалуй, они бы смогли и весь Уэксфорд осветить! Широкие улыбки и горящие глаза. Энергии только прибавилось, и прибавлялось с каждой минутой. Подготовка к Рождеству, которая началась в доме... Она стала настолько оживленной, как и пятнадцать лет назад... Мэри удивленно покачала головой: «Всего три человека! А столько суеты, словно сюда прибудет целый полк!»
Женщина никогда не видела своего воспитанника таким счастливым. Даже когда ему подарили велосипед, даже когда он победил на конкурсе по математике, когда поступил в университет... Когда писал эти свои программы! Мэри видела, как горели глаза Патрика, когда его охватывало вдохновение. Сейчас они горели ярче! Также ярко горели глаза прекрасной путешественницы Мюренн. «Мюренн... Рожденная морем. Как это имя ей подходит!» Яркие глаза. Счастливые улыбки. Море энергии. Все это было знакомо Мэри. Все это радовало ее и беспокоило. Очень беспокоило.
– Ну... В общем... Я посчитала высоту елки в Патриках. – Девушка снова покраснела и отвела глаза.
– Ну, Патрик! В тебе мы еще ни разу не мерили высоту Рождественской ели!
Пат некоторое время разглядывал ее, а потом совершенно серьезно спросил:
– И сколько же у тебя получилось Патриков?
– Э... – Девушка явно смущалась. – Чуть больше двух... Наверное...
– Правильно. А сколько получится в Мэри?
Та тут же возмутилась:
– Меня много надо будет! – Тот же только насмешливо посмотрел на нее, прекрасно зная, как женщина не любит, когда ей напоминают про маленький рост.
– Три? Или все четыре?
– Патрик! Ставь лестницу!
– Ага, я уже. А ты Мюренн – считай.
– Хватит паясничать!
– Если бы ты знала, Мюренн, как Мэри переживала, что в тринадцать лет я был выше ее на целую голову.
– Патрик!
– Все, я ставлю лестницу, а то в этом году мы не справимся табуреткой.
– А почему в прошлом году справились?
Мэри насуплено посмотрела на воспитанника:
– Потому что в прошлом году у нас была елка, как один Патрик и еще немного.
Каждая игрушка была тщательно осмотрена Мюренн, каждый «огонек-молния», каждая веточка падуба, сплетенная в венок омела. Когда она поднялась на лестницу, чтобы повесить ангела верхушку, Патрик внизу очень переживал. Если бы не Мэри – он бы полез следом за ней.
– Не лезь! Вот благодаря тебе вы оба можете упасть! – Мужчина не послушался и только хотел взяться за нее, чтобы поддержать… – Я тебе сказала, не мешай девочке украшать елку!
А девочка стояла на лестнице смотрела на все это сверху вниз и счастливо улыбалась. Такого волшебного Рождества у нее еще не было. Это ли не сказка? Это ли не проделки фэйри?
И Рождественская ель была готова. На ней сияли стеклянные шары с изображениями трехлистного клевера, на котором святой Патрик объяснял понятие Святой Троицы, с изображениями старого хлева и яслей, с изображением заснеженных долин, фарфоровые фигурки листьев падуба с ярко-красными ягодами, которые были такими тонкими и выглядели совсем как настоящие, глиняные леприконы с полным золота горшком, гипсовые эльфы с большими, но очень тонкими крыльями, кружевные ангелочки, которые светились как настоящие ангелы. Серебряный дождь покрывал все это сверху. В глубине хвойных веток переливались разными цветами огоньки, а на кончиках стояли маленькие свечки, они были совсем как настоящие, казалось даже пламя настоящее. Мэри выключила свет и вся комната, весь дом попали под волшебство рождественских огней. Это было волшебство!
Раньше вера Патрика во все сказки Мэри была поверхностной, но он старался слушаться ее и, если Мэри не могла или забывала – сам ставил блюдце молока. В пятнадцать лет он решил, что Санта-Клауса нет. Ему говорили об этом раньше, но он не верил... В пятнадцать он перестал верить в Санта-Клауса… А что он ответит теперь, если спросить его: верит ли Патрик в волшебство? Он ответит, что нужно написать письмо Санте! Он даже уже знал, что попросить в подарок.
В комнате стоял полумрак. Никто не говорил, все прислушивались к пению фей. Мюренн, которая никогда не сомневалась в существовании волшебства, молилась о том, чтобы оно не заканчивалось. Мэри смотрела на ель не мигая, в глазах блестели слезы. А Патрик мысленно составлял письмо Санта-Клаусу.