Долгое дело
Шрифт:
Он сильно дышал, прижимая к животу полосатого и чумазого кота, который ошарашенно смотрел на июньское небо громадными глазищами с поперечными зрачками.
— Ой, у вас рука в крови!
— Ничего, до утра заживёт.
— А одежда-то…
Брюки заиндевели от пыли, тёмные полосы разлинеили плечо, с головы сыпалась угольная пыль.
— Теперь вы поняли, что у меня за работа?
— Нет, — тихо ответила она, вообще ничего не понимая.
— Я заместитель директора зоомагазина.
— И зачем этот…
— Товара-то
— Он же дикий!
— Одичавший.
Кот обречённо молчал, зло работая хвостом, с которого тоже вроде бы сыпалась угольная пыль.
Ира стояла немощно, не зная, что же будет дальше. Вернутся ли они туда, где встретились? Пойдут ли вперёд? Разойдутся ли по домам? Вероятно, не знал этого и Вадим, негромко бормотавший в кошачье ухо:
— Информации у тебя маловато, счастья своего не понимаешь…
Кот только вертел хвостом и жутко урчал нутряным голосом.
— Я пойду домой, — наконец решила Ира.
— Из-за киски? — удивился он. — Вот и парадная моих друзей…
В дверь звонила она, — Петельников держал этого зверя двумя руками. Вадим перешагнул порог и весело поздоровался:
— Как говорят на собраниях: сколько отсутствующих среди присутствующих?
Лида молча взяла пленника, который вдруг пошёл к ней вроде бы сам.
— Вот что значат женские руки! Знакомьтесь, это Ира. А это супруги Рябинины.
— Вадим, покажите рану. — Лида уже определила кота на кухню и стояла с йодом и бинтом.
Петельников дал руку и посмотрел ей в глаза тем взглядом, смысл которого знали лишь они: «Как девушка?» Лида на миг подняла глаза к потолку, как закатила. И он не понял — очень хороша или очень наоборот.
— Котик ваш? — спросил Рябинин гостью.
— Котик мой, — уточнил инспектор.
— Позвони в райотдел. Тебя ищут…
— Везде найдут, — с гордецой удивился инспектор, берясь за аппарат.
Секунд через десять он положил трубку и обвёл всех уже пустым взглядом.
— Что? — спросил Рябинин.
— Попугай взбесился, — ответил инспектор не ему, а своей спутнице.
— Разве они бесятся? — удивилась Ира.
— Иногда. Ну, я поехал…
Петельников затянул потуже бинт, подмигнул Рябинину, отвесил общий поклон и спросил на прощание:
— Итак, сколько отсутствующих среди присутствующих?
Из дневника следователя.
Есть пронизывающий вопрос — зачем? Тот самый вопрос, который будет разбивать все ошибочные мысли. Беспалов утверждает, что мы живём для труда… Но зачем? Трудиться-то зачем? И у него не будет ответа, кроме этой замкнутой цепи: живём для работы, а работаем для жизни… Нет. Труд не может быть смыслом жизни уже хотя бы потому, что у него тоже есть цель. Он сам для чего-то…
Рябинин надел белый халат…
Утром, сразу после зарядки, ему дважды звонили по телефону Петельников и Беспалов. Продавщицу ювелирного магазина с инфарктом миокарда увезли в больницу, где Петельникову разрешили задать ей лишь один вопрос: кого она подозревает?
По описанию выходила Калязина. Больную требовалось срочно допросить, нужен был официальный протокол. И дело поручили Рябинину, как уже знающему Калязину.
Он надел белый халат, увидел себя в зеркале и усмехнулся: вылитый Айболит, только сумки с крестом не хватает.
Лекарственный запах в коридоре его испугал. Почему?
В двадцать четыре года, когда ему вырезали аппендикс, он и скальпеля не испугался: разговаривал с хирургом, шутил с сестрой и спрашивал, не зашила ли она в живот его очки, поскольку будет жаль импортной оправы. А теперь вот присмирел, словно шёл узнать собственный диагноз.
Врач, высокая и решительная женщина, остановила его у палаты:
— Только недолго.
— Может быть, нельзя допрашивать?
— Нет, ей стало лучше, но всё-таки…
— Напишите, пожалуйста, справочку, что допрос разрешён.
Рябинин не страховался — этого требовал закон. Она кивнула и размашисто зашагала по коридору. Врач и должен быть решительным, даже властным, чтобы его боялись недуги. Возможно, таким должен быть и следователь, чтобы его боялись преступники.
Он вошёл в палату…
Две кровати аккуратно застелены. На третьей лежала женщина. Над ней склонилась худощавая светлая девушка, наверное, дочь. Он застегнул халат и неопределённо кашлянул.
— Вы следователь? — спросила девушка.
— Да.
— Мне уйти?
Видимо, он думал дольше, чем нужно для ответа, поэтому девушка что-то шепнула больной и вышла в коридор.
Рябинин медленно опустился на стул и уложил портфель на колени плашмя, боясь лишний раз сотрясти воздух. Но замки всё-таки щёлкнули. Он разгладил чистый бланк протокола и спросил:
— Вера Михайловна Пленникова?
Она кивнула. Вернее, на секунду закрыла глаза и чуть дрогнула головой.
— Ну, как ваше здоровье? — бодренько спросил он.
— Терпимо…
Голос слабый, затухающий, словно сил ей хватало только на первые буквы.
Как ваше здоровье… Но ведь человек — это и есть здоровье, здоровое тело. Кого же он сейчас спросил о здоровье? Её сознание о её теле? Получается, что сознание живёт своей отдельной, высшей жизнью и присматривает за своим телом. Тогда наше тело — ещё не человек? А что же человек — сознание?
— Врач считает, что вы начали поправляться, — сказал Рябинин, стараясь быть уверенным, как врач, который ему этого не говорил.