Долгое дело
Шрифт:
— Да, будут…
И клёны встали в крохотном скверике, который, казалось, самовольно раздвинул дома и втиснулся. Летом меж каменных стен эти клёны не очень заметны, да и зелени на проспекте много. Но осенью на них опускается купол огня, который рвётся ветром: большие куски — на крону, кусочки — на землю… И жарко меж стволов.
Беспалов взялся за свой подбородок, опробовав его на крепость. Сейчас спросит о смысле жизни — нашёл ли?
— Сергей Георгиевич, у вас характер трудный?
— Нет, — может
— Некоторые так считают, — сказал прокурор бесцветным голосом, как бы отмежёвываясь от тех, некоторых.
— Некоторые зарабатывают свой хлеб, пресмыкаясь. А кто работает гордо, кажется им человеком с плохим характером.
— Вы всегда с чем-то боретесь…
— Да? — удивился Рябинин.
С собой. Всю жизнь он боролся с собой. Борьба шла между ним и тем лёгким, простым и благополучным парнем, каким бы он хотел быть. Или между ним, Рябининым, и тем идеальным человеком, каким бы он хотел быть. Борьба нескончаемая и бессмысленная, потому что он всегда будет пробовать измениться и всегда будет оставаться самим собой.
И промелькнуло, исчезая…
…Все мы стремимся к себе, какими мы себя представляем…
— А вы про характер… к чему?
— Он у вас бойцовский.
— Разве — усмехнулся Рябинин.
У него бойцовский характер… Слышала бы Лида. Разве бойцы краснеют от смущения, расстраиваются от грубостей и не спят по ночам от неудач?
— Тогда почему ж борьбу не считаете смыслом жизни?
— Я думал.
Когда? Он не помнил. Видимо, на допросах, в автобусах, во сне… Но он думал.
— Я ещё думаю…
Они бы заговорили о борьбе, не покажись здание прокуратуры. Потом были гранитные ступеньки, сбившие дыхание, так нужное в споре. Потом они вошли в сумрачный коридор, в свет дневных ламп, в звук шагов и в нервный стрекот машинок…
Потом Рябинин увидел у своего кабинета тёмную фигуру, которую он не рассмотрел, не узнал и не понял, сразу отторгая её от дверей нервным и волевым ударом. Но фигура поднялась и целомудренно сказала:
— Доброе утро.
— Здравствуйте, — буркнул он, отпирая кабинет.
Калязина оказалась у стола раньше, чем он снял плащ.
— Сергей Георгиевич, я выздоровела.
— И вроде бы давно.
— Когда я играла в шахматы, то была ещё на больничном.
— Зачем пришли?
— Я же вам нужна, — изумилась Калязина.
Фальшиво изумилась, перестаралась, округлив глаза и распахнув рот. Он её понял — она тянула время, которое всегда играет на руку преступнику. Вроде бы пришла, вроде бы не уклоняется, отлично зная, что без свидетелей она ему не нужна, а собрать их сразу непросто.
— Как работа? — спросил Рябинин, обдумывая быстрый способ вызова свидетелей.
— Инфекции, бактерии, анализы… Сегодня женщина привела ребёнка, укушенного собакой. И что вы думаете? Укусила не собака, а папаша в нетрезвом состоянии.
— Ну…
— Сергей Георгиевич, да могу ли я работать, находясь под следствием?
— Вы сами виноваты.
— Неужели я такая дура, чтобы пойти на уголовное преступление?
— Да, такая, — покладисто согласился Рябинин.
— Как? — тихо вспыхнула она, ожидая разуверений.
— Преступник всегда дурак.
— А следователь всегда умный?
— Следователь не всегда умный, но преступник всегда дурак.
— Это вам в институте внушили?
— Совершать преступления, Аделаида Сергеевна, очень не выгодно. Умный человек на это не пойдёт.
— Какой вы ещё наивный, — улыбнулась она, но улыбнулась злорадно, и Рябинин понял, что не такой уж он наивный.
Она скользнула рукой по кармашку модного жакета, вытащила маленькую конфетку, развернула, вскинула руку и опустила конфетку в рот, как в желобок. Чтобы показать, что он наивный — с ним только леденцы сосать.
— Приходите завтра к десяти часам.
Петельников поможет — развезёт повестки сегодня же вечером.
— Хорошо, Сергей Георгиевич.
Она жевала конфетку что-то слишком долго… Это не конфетка — она жуёт резинку. Жуёт монотонно, как верблюдица. Перед посторонним мужчиной, у следователя в кабинете, находясь под следствием… И как верблюдица.
Глупое желание зародилось внезапно. Спрашивал же он других, почти незнакомых, неинтересных, неумных… Пока она жуёт.
— Аделаида Сергеевна, я хочу вас спросить о другом…
— О, слушаю.
— В чём, по-вашему, заключается смысл жизни?
— Что-о?
— Ах да.
И промелькнуло, исчезая…
…От человека, который не ищет смысла жизни, всего можно ждать…
Она перестала жевать свою резинку — смотрела на него. Удивилась неожиданному вопросу? Задумалась о смысле жизни? Да нет, она смотрит мимо, вдоль своего носа, за окно, на улицу.
— Опять видите какой-нибудь пожар? — усмехнулся он кисловато, потому что этот пожар был ещё не разгадан ни им, ни Петельниковым.
— Я смотрю на цистерну.
На той стороне проспекта, на углу, торговали совхозным молоком.
— Ну и какой видите процент жирности? — опять усмехнулся он, уже повеселей.
— Хотите, я его сквашу?
— Взглядом?
— Разумеется.
— Хочу, — окончательно повеселел Рябинин: если молоко скиснет, то он поверит не только в телепатию, но и в бога с чёртом.
Калязина как-то подобралась. Высокий лоб и крупный нос побелели. Губы сжались так, что почти исчезли, вдавившись одна в другую. Глаза, как ему показалось, затуманились, посветлели… Тоже побелели?