Долгое прощание
Шрифт:
Было уже около полудня, когда зазвонил телефон, и голос в трубке сказал:
– Это Линда Лоринг. Я звонила вам в контору, и ваша «служба дежурства» сказала, что вы, может быть, дома. Мне бы хотелось вас увидеть.
– Зачем?
– Предпочла бы объяснить лично. Вы ведь иногда бываете в конторе?
– Угу. Иногда. Хотите дать мне заработать?
– Я об этом не подумала. Но если желаете, чтобы вам заплатили, я не возражаю. Могу быть у вас в конторе через час.
– Это здорово.
– Что с вами? – резко бросила она.
– Похмелье. Но меня не совсем развезло. Я приеду. Если вы не хотите
– Контора меня больше устраивает.
– А то у меня здесь тихо и славно. Улица тупиковая, соседей поблизости нет.
– Это меня не интересует – если я вас правильно поняла.
– Никто меня не понимает, м-с Лоринг. Я загадочный. О'кей, поползу на свой насест.
– Спасибо вам большое. – Она повесила трубку. Добирался я долго, потому что по пути остановился и съел сандвич. Я проветрил контору, перевел звонок на входную дверь, а когда просунул голову в приемную, она уже сидела в том же кресле, что Менди Менендес, и листала журнал – вполне возможно, тот же самый. Сегодня на ней был бежевый габардиновый костюм, и выглядела она весьма элегантно. Она отложила журнал, серьезно взглянула на меня и сказала:
– Ваш бостонский папортник надо полить. И, по-моему, пересадить в другой горшок. Слишком много воздушных корней.
Я придержал ей дверь. К черту бостонский папоротник. Когда она вошла и дверь захлопнулась, я подвинул ей кресло для посетителей и она, как все обычно делают, оглядела контору. Я сел за письменный стол со своей стороны.
– Ваше заведение дворцом не назовешь, – заметила она. – У вас и секретарши даже нет?
– Жизнь убогая, но я привык.
– И, вероятно, не слишком доходная?
– Ну, не знаю. По-разному. Хотите посмотреть на портрет Мэдисона?
– На что?
– На бумажку в пять тысяч долларов. Задаток. Он у меня в сейфе. – Я встал, повернул ручку, открыл сейф, отпер внутренний ящик и вытряхнул из конверта купюру на стол. Она поглядела на нее с некоторым изумлением.
– Обстановка еще ни о чем не говорит, – сообщил я. – Я однажды работал на старика, который стоил миллионов двадцать наличными. Даже ваш родитель стал бы с ним здороваться. Контора у него была еще хуже моей, только он был глуховат и потолок сделал звуконепроницаемым. А пол – вообще коричневый линолеум, даже без ковра.
Она взяла портрет Мэдисона, повертела и положила на место.
– Вы получили его от Терри, да?
– Ну и ну, все-то вы знаете, м-с Лоринг. Она отодвинула деньги и нахмурилась.
– У него был такой. С тех пор, как они с Сильвией поженились во второй раз, он всегда носил его с собой. Называл его «мои шальные деньги». На теле его не нашли.
– Мало ли почему не нашли.
– Я знаю. Но часто ли люди носят при себе билет в пять тысяч долларов?
И кто из тех, кто мог бы заплатить вам такие деньги, стал бы давать их одной бумажкой?
Отвечать не имело смысла. Я просто кивнул. Она продолжала отрывисто:
– И чего он от вас за это хотел, м-р Марлоу? Не скажите? По пути в Тихуану у него было время поговорить. Тогда в баре вы ясно дали понять, что не верите его признанию. Он что, дал вам список любовников своей жены, чтобы вы поискали среди них убийцу?
На это я тоже не ответил, но по другой причине.
– А Роджера Уэйда случайно не было в этом списке? – резко спросила она. – Если Сильную убил не Терри, значит, это был агрессивный, неуправляемый человек, безумец или патологический пьяница. Только такой убийца мог, по вашим же страшным словам, размазать ей лицо в кровавую кашу. Не потому ли вы так носитесь с Уэйдами – приезжаете, как сиделка, по первому вызову, когда он напивается, разыскиваете его, когда он пропадает, привозите домой в беспомощном виде?
– Давайте уточним пару пунктов, м-с Лоринг. Может быть, Терри и дал мне – а может быть, и нет – это прекрасный образец граверного искусства. Но он не давал мне никакого списка и не называл никаких имен. Он ничего не просил от меня, кроме того, что, по вашему мнению, я и сделал – отвезти его в Тихуану. Мою встречу с Уэйдами устроил нью-йоркский издатель, которому до зарезу нужно, чтобы Роджер Уэйд закончил свою книгу, а для этого – чтобы он не пил, а для этого, в свою очередь, надо выяснить, есть ли какие-нибудь особые причины, по которым он пьет. Если есть и если их можно обнаружить, значит, надо попытаться их устранить. Я говорю попытаться, потому что из этого может ничего и не выйти. Но попробовать можно.
– Могу объяснить вам в двух словах, почему он пьет, – заявила она презрительно. – Все дело в этой худосочной белобрысой кривляке, на которой он женат.
– Ну, не знаю, – сказал я. – Худосочной я бы ее не назвал.
– Да? Как интересно. – У нее появился блеск в глазах.
Я подошел к сейфу и убрал деньги в запертый сейф и набрал комбинацию.
– Впрочем, – сказала она мне в спину, – сильно сомневаюсь, что с ней вообще кто-нибудь спит. Я вернулся и сел на угол стола.
– В вас появляется стервозность, м-с Лоринг. С чего бы это? Может, сами неровно дышите к нашему другу-алкоголику?
– Какая гадость, – вспылила она. – Просто гадость. Вероятно, из-за этой дурацкой сцены, которую устроил мой муж, вы решили, что имеете право меня оскорблять. Нет, я не дышу неровно к Роджеру Уэйду. И никогда этого не было – даже, когда он не пил и вел себя нормально. Тем более сейчас, когда он превратился бог знает во что.
Я шлепнулся в кресло, потянулся за спичками и пристально посмотрел на нее. Она взглянула на часы.
– Смотрю, я на вас, богатых, что же вы за люди, – сказал я. – Считаете, что вам позволено говорить что угодно, любые мерзости, и это в порядке вещей. Вы отпускаете презрительные шуточки насчет Уэйда и его жены перед человеком, которого почти не знаете, но стоит мне дать вам сдачи, это уже оскорбление. Ладно, не будем заводиться. Каждый пьяница в конце концов связывается с распутной женщиной. Уэйд пьяница, но вы не распутная женщина.
Это просто случайное предположение, которым ваш остроумный муж захотел повеселить гостей. Он сказал это не всерьез, просто для смеху. Значит, вас вычеркиваем и ищем распутную женщину в другом месте. Далеко ли нам придется ходить, м-с Лоринг, в поисках женщины, которая вас настолько интересует, что вы приехали сюда обменяться со мной парой ядовитых реплик? Она, должно быть, вам не безразлична – иначе зачем вы здесь?
Она сидела абсолютно тихо, глядя перед собой. Прошло полминуты, они тянулись долго. Уголки рта у нее побелели, а руки вцепились в габардиновую, в тон костюму, сумку.