Долгово
Шрифт:
5
Хмурые Ада и Лиза молча сидели за столом. Утреннее солнце едва пробивалось сквозь единственное мутное оконце, скупо освещая темную комнату с разбросанными ломаными игрушками и старым тряпьем. Лиза неохотно ковыряла вилкой вареную капусту. Ада с раздражением смотрела на дочь, которая своим упрямством то и дело выводила ее из себя. Каждый новый день был похож на предыдущий и начинался он одинаково: с плача Лизы и криков Ады, пытавшейся поднять дочь с постели.
– Я не пойду… Я не хочу, – хныкала Лиза, натягивая на себя одеяло.
– Не
Но Лиза всё ныла и ныла. Ада потеряла терпение и накинулась на дочь. Не помня себя от бешенства, она с силой схватила дочь за руки, стараясь стащить с постели, и тут ее пронзил взгляд Лизы, полный беспомощности и страха. Она отпустила ее и направилась к выходу.
– Чтобы сейчас же была за столом, – бросила она дочери, не оборачиваясь.
Сейчас, сидя вместе за одним столом, мать и дочь украдкой бросали друг на друга испытывающие взгляды. Ада старалась определить настроение дочери и понять, будет ли продолжение бунта, Лиза – насколько агрессивно настроена мать.
– Сегодня мы пойдем к мэрии, – примирительно сказала Ада.
– Оттуда гонит охрана, – отозвалась Лиза.
– Однако это лучшее место. Там всегда подают. Ну ладно, ешь.
– У тебя есть яблочко?
Ада нерешительно посмотрела на дочь, раздумывая, стоит ли так баловать Лизу, но потом вспоминала свою вспышку ярости и решила дать лакомство, чтобы примириться с малышкой. Лиза, хотя и была девочкой всего лишь шести лет от роду, она могла и заупрямиться, как ослик, и тогда ее невозможно было сдвинуть с места. Только, если убить. Ада это знала и иногда держала свою ярость в узде. Но не сегодня. Вот и приходится теперь платить.
Лизино лицо просияло, когда мать принесла ей из кухни яблоко. Оно было сморщенное и зеленое, но она с восторгом откусила кусочек и крепко зажмурилась от терпкого с кислинкой сока.
– Мама, не кричи больше на меня.
Кровь бросилась в лицо Ады и она замерла от неожиданности.
– Я всегда буду вставать с постели, когда ты попросишь. Ты только попроси. Ладно?
– Ладно, – выдавила из себя Ада.
Они молчали, пока Лиза ела свое яблоко.
– Ну, идем одеваться, – сказала Ада и протянула руку дочери. Та взглянула на мать и крепко ухватилась за ее руку.
Когда они вышли на улицу, солнце уже стояло высоко. Воздух немного прогрелся и Ада разрешила Лизе расстегнуть кофту. Они зашагали по длинной пыльной улице с рядами домов со слепыми, как в их домишке, окнами. Обочины был доверху забиты мусором, среди которого шныряли крысы.
– Почему так много мусора? – спросила Лиза.
– Потому что его никто не убирает, – ответила Ада.
– А почему его никто не убирает? – допытывалась малышка.
– Понимаешь, здесь так было всегда. Ну кто будет его убирать? Некому. Да и все равно он снова накопится. Так что это пустое дело.
– Но тогда его будут горы, прямо до неба, – глаза у Лизы стали испуганными и круглыми.
Девочка помолчала, некоторое время созерцая горы мусора, мимо которых они шли.
– А давай мы с тобой будем убирать мусор, – предложила она.
– Мы? – рассмеялась Ада. – С чего это вдруг я буду таскать весь этот мусор?
– Чтобы было чисто. Чтобы его здесь не было.
– Это слишком сложно для нас с тобой убрать мусор за всеми, кто его навалил.
– Ну, они нам помогут.
– Кто?
– Кто его навалил.
Ада невесело рассмеялась.
– Дурочка, – сказала она.
Несколько крыс перебежали им дорогу и Лиза тонко пискнула. Она очень боялась крыс и не могла привыкнуть к их присутствию, хотя сколько себя помнила они здесь были повсюду.
До мэрии, которая находилась в самом центре городишка, они добрались только через час. Уставшие и запыленные они несмело приближались к опрятному и чистенькому зданию, стоящему посреди площади с разбитым, изъеденным временем каменным покрытием. Никто отродясь не ремонтировал его, потому что не принято было в Долгово что-то обновлять и переделывать.
Единственным исключением из общего правила был мэр городишка – господин Пьер. Его привычки и взгляды были мало понятны обитателям городка. Сам он, опрятный, всегда чисто выбритый и пахнущий какой-то особой для здешних мест свежестью, вызывал недоверие, а порой, и злобу.
– Конечно, можно чипуриться, когда ты сидишь в таком теплом местечке, – судачили люди. – Пожил бы он как мы небось не так бы запел.
Не находило понимания и стремление мэра содержать здание мэрии в чистоте, придавая ему невиданный здесь лоск покраской стен и мытьем окон. Когда господин Пьер нанимал для этих работ пару-тройку местных жителей, злословию не было конца. И долго еще после окончания работы люди перемывали кости мэру, который не знает, куда деть деньги вместо того, чтобы помочь им выжить.
На упреки жителей, порой, открыто высказываемые мэру, он отвечал им просто:
– У меня есть и для вас работа, но вы ведь ее не хотите.
– Работа? Мусор убирать? – фыркали они.
– А разве это не работа? За нее вам заплатят деньги, и вы сможете купить себе еды, одежды.
– Нет уж, нам такая работа не подходит.
– Что же, ваше право. Но просто так я не могу вам дать деньги, их надо заработать.
На том и заканчивались эти разговоры.
Ада и Лиза подошли к мэрии и остановились у крыльца. Ада с беспокойством беспрестанно оглядывалась в поисках охранника Петра с тяжелым, свирепым взглядом, не жалующего их своим участием, но его не было. Должно быть, на их счастье куда-то услал его господин Пьер.
– Стой здесь, – сказала Ада дочери, – да сделай лицо поплаксивее. Вот так. Молодец. Ну, ты знаешь, что надо делать. Я буду поблизости, если что.
Лиза присела на ступеньку и принялась ждать кого-нибудь, кто может ей подать милостыню. По опыту она знала, что дело это непростое, потому что компанию ей здесь мог легко составить любой из жителей городишка. Поэтому охранник всегда без церемоний выталкивал ее и ей подобных с площади, чтобы другим неповадно было наведываться сюда. Но иногда выдавались дни, как сегодняшний, когда его не было и можно было надеяться встретить кого-то, кто сжалится над нею.