Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества
Шрифт:
— Так это хорошо, сэр, — сказал Тим. — Значит, вы его вылечили.
— Может быть, — задумчиво произнёс Скьюдамор. — Может, и вылечил.
Однако смятение в его вероломной душонке только усилилось, когда он прошёлся по списку и осмотрел других больных. По стечению обстоятельств, все числившиеся у него больными за ночь вроде как выздоровели. Тим заговорил о чуде, но Скьюдамор был не дурак. Он стал носиться взад-вперёд по трюму и вскоре обнаружил некоторых из тех, кому оставалось мало надежд в этой жизни. Лекарь разразился проклятиями, потому что теперь ему нужно было начинать всё сначала, то есть заново осмотреть каждого. На это ушёл почти целый день, к
— Ну и видок у тебя сегодня, — сказал я. — Небось, встал не с той ноги.
— Не знаю, что тебя так развеселило, Сильвер, — прошипел он, — но хочу тебе кое-что напомнить. Твоя жизнь в моих руках.
— Я этого не забыл, Скьюдамор. И очень даже тебе благодарен.
— Не пытайся обмануть меня, Сильвер. Со мной такие штучки не проходят!
— Да что ты, Скьюдамор, я ж понимаю, по части обмана ты сам кому угодно сто очков вперёд дашь.
— Твоих рук дело? — спросил он.
— Какое дело? — на голубом глазу спросил я.
— Игра в прятки с туземцами.
— Прости великодушно, Скьюдамор, но я никак не возьму в толк, о чём ты.
— Ой ли?
— Клянусь честью…
— Честью! — желчно рассмеялся он. — Чего стоит твоя честь?
— Чего бы ни стоила, она не продаётся, — сказал я. — Если ты мне не веришь, я не виноват. Я и так достаточно наказан и не обязан отвечать ещё за твою тупость.
Бросив на меня злопыхательский взгляд, лекарь удалился. Как известно, в мои благие намерения входила задача вывести Скьюдамора из себя, разъярить его. С этим я справился неплохо, поскольку за два месяца плавания мы каждую ночь перемещали кого-нибудь из его пациентов. В конце концов он не выдержал и потребовал от капитана чтобы нас, помимо друг друга, приковали и к судну… хорошо бы даже на веки вечные. Однако первый помощник, который заменил Баттеруорта на капитанском мостике, отверг требование лекаря. В этом рейсе смертность среди невольников была ниже среднего уровня, а потому серьёзно что-либо менять в трюме не следовало. Между прочим, смерть действительно косила рабов куда меньше обычного, однако заслуги Скьюдамора в том не было. При всей моей скромности осмелюсь заметить, что это скорее заслуга вашего покорного слуги, который хитростью внушил большей части африканцев желание ещё какое-то время пожить на этом свете.
А вот Баттеруорт не дожил до Вест-Индии, хотя едва ли кто-нибудь счёл его кончину большой потерей, если таковое вообще случается при чьей-либо смерти… конечно, за исключением моей собственной. Впрочем, Баттеруорту оставалось винить самого себя и свою похотливость, если он успел перед смертью раскаяться. Мы уже третью неделю как вышли из Аккры, когда, к своей безудержной радости, я услышал эту новость от Тима, которого мне легко удалось сделать своим наперсником. Он жалел меня, а я не разочаровывал его в том, что достоин жалости, тем более что некоторые основания для неё были. Как-никак, моё хорошее настроение не предусматривалось теми, кто определил мне наказание.
Вот Тим и прибежал ко мне (насколько возможно было бежать среди нашего хитросплетения рук и ног), чтобы доложить: так, мол, и так, Баттеруорт при смерти.
— Ну, и чего ты сдрейфил? — спросил я у юнги, на котором не было лица, словно на него обрушились все печали и напасти в мире. — Я бы с удовольствием поменялся с Баттеруортом местами, чем протухать здесь, в трюме. Ты себе не представляешь, как часто мне хочется заснуть и не проснуться.
Но Тим был слишком потрясён, чтобы обратить внимание на мои слова.
— Ой, мистер Сильвер, это просто кошмар! — выпалил он.
И мне показалось, что в его глазах блеснули слёзы.
— Сейчас же успокойся! — велел я ему. — Одним капитаном больше одним меньше, нашёл, о чём горевать. Их же хоть пруд пруди.
— Да нет, мистер Сильвер, ужас не в том. Капитану Баттеруорту откусили конец!
— Чего?! — воскликнул я в изумлении и восторге.
— Я сам видел, — со слезами в голосе продолжал Тим. — Капитан поставил меня на караул у его каюты, велел никого не пускать, ни одной живой души. И вдруг слышу из-за двери истошный крик. Я совсем растерялся, открыть дверь без команды не решаюсь. И тут дверь распахнулась, и мимо сиганула негритянка, да так быстро, что я не успел её остановить. Из каюты доносятся стоны, я и заглянул туда. Тут-то я всё и увидел, мистер Сильвер. Сидит Баттеруорт без штанов, бледный, как будто уже покойник, а в руке огрызок этого дела. А кровь так и хлещет, мистер Сильвер, прямо жуть! Бьёт приступами, как помпа качает. Прямо жуть.
Засим ноги у юнги подкосились, и он упал передо мной. Я приподнялся, потянув за собой Джека, и по-отечески погладил Тима по голове.
— Не принимай близко к сердцу! — посоветовал я. — Жизнь, она иногда такая. Со временем к ней привыкаешь. Подумай о тех, кто служит в военном флоте и обливается этой кровью в каждом бою. Что, если бы они стали распускать нюни от каждой царапины?
— Да это ж его член, — надтреснутым голосом проговорил Тим, — это…
Дрожащие губы бедняги не сумели больше выдавить ни звука.
— Возьми себя в руки! — стоял на своём я. — Туземцы подумают, что ты плачешь по капитану Баттеруорту. А мы, обитатели трюма, не совсем в ладах с тем, кто ведёт наше судно.
— Нет-нет, — кивая, заверил меня Тим. — Я его тоже не люблю, но…
— …Но у тебя богатое воображение. Ты просто представил себе, каково было бы самому лишиться этого причиндала. Однако его всё-таки отхватили у другого. Твой остался при тебе. Видишь ли, Тим, я бы никому не советовал ставить себя на место других. Иначе впору сразу прыгать за борт. Давай-ка лучше взбодрись и окажи услугу своему товарищу Джону Сильверу. Иди на палубу и послушай, что там говорят: выживет этот треклятый капитан или нет. И ещё эта женщина… ты узнал её?
— Нет, — сказал Тим, физиономия которого вместо пепельно-серого стала обретать более натуральный цвет. — Я не успел её разглядеть, и вообще они все на одно лицо.
— Разумеется, Тим, если не умеешь смотреть…
— Я сразу побежал за Скьюдамором, — как бы оправдываясь и поясняя, сказал он.
— И правильно сделал! — похвалил я.
Слово одобрения обычно творит чудеса с изнемогшими и отчаявшимися юнцами вроде Тима. Действительно, он встал и потопал прочь, хоть и на дрожащих ногах.
Я же вновь улёгся и пересказал всё Джеку. Тот весело стукнул меня в живот (жест, который однажды по ошибке сделал я и который так понравился моему товарищу, что он перенял его) и только потом в лаконичных выражениях послал эту весть по рядам. Чуть погодя в трюме явно наступило радостное оживление. Туземцы, с которыми я делил свою участь, иногда подавали незнакомые мне сигналы, однако их легко было распознать даже без сигнальной книги, стоило только прислушаться. Теперь все радовались: похоже, языческие боги и шаманские побрякушки в кои-то веки одолели Всемогущего и поставили его на колени.