Долина роз(Приключенческая повесть)
Шрифт:
Мать украсила свою комнату привезенными из города (картинами), фотографиями, ковриками. Уголок нашей семьи получился уютный.
Пианино поставили в общей комнате. Накануне переезда в дом вспыхнуло электричество. Динамо-машина работала на двигательной силе ручья в маленькой пещерке сзади дома. Вода с саженной высоты падала на лопасти деревянного колеса, от которого шли провода к динамо.
В октябре подготовка к зиме была закончена. Новоселы обеспечили себя жильем, продовольствием, топливом, светом, а скот — помещениями и кормами. Но вымотались все до последней степени, так как работали буквально дни и ночи.
Зима наступала медленно, не торопясь. Золотой багряный пояс в лесу опускался все ниже, охватил весь лес. Пожелтела трава. Начались утренние заморозки. Утром трава сверкала, искрилась инеем, днем пригревало. В лесу с легким шелестом падали листья, нога тонула в них, как в пушистом ковре. Припечалясь, теплились по ночам в темном осеннем небе звезды. Пришли длительные обкладные дожди, ненастные дни. Падали густые туманы.
Снег выпал внезапно. Накануне моросил дождь, к полуночи похолодало и как бы несмело, поодиночке стали опускаться пушистые узорчатые снежинки. Ночью снег пошел сильней. Утром вся долина — и луга, и леса — оделись в белый пушистый наряд. Незамерзшее темнело озеро, а в камышах изредка перекликались одинокие припоздавшие утки. Позже мы убедились, что часть озера не замерзает совсем, со дна здесь бьют теплые ключи.
Утром отец разбудил нас радостным сообщением:
— Ну, дети, сегодня будем обновлять лыжи!
Торопливо одевшись, мы выбежали на крыльцо. Яркий свет ослепил нас. Долина, покрытая снегом, искрилась под солнцем. От незамерзшего озера поднимался пар.
Снег лег прочно, не растаял. Крепчали морозы. Зима вступала в свои права.
Зимой особенно явственно ощутили мы тишину нашей долины. Отгороженная от внешнего мира высокими гребнями гор, она не знала ни бурь, ни ветров, ни буранов. Снег здесь падал тихо, медленно, большими хлопьями.
Когда закончилось оборудование нашего жилища, отец принялся за неведомую нам работу. Вначале он что-то вычерчивал, вычислял, прикидывал. Затем, обложившись инструментами, катушками проволоки, белой жестью, долго мастерил какой-то аппарат, маленький, но сложный. Однажды, выбрав день потеплей, они вместе с Ахметом и Фомой Кузьмичом натянули между вершинами двух высоких сосен на склоне горы проволочную сетку. Ветви кроны деревьев начинались высоко от земли, чтобы добраться до них, пришлось сделать высокую лестницу. От этого сооружения в дом протянули двойной провод, прикрепили его к установленному в общей комнате аппарату.
— Что мастеришь, Борис Матвеевич? — поинтересовался старший Дубов. — Телеграф, что ли? Смотри, как бы весной на твоей сетке вороны гнезд не настроили.
— Телеграф, Андрей Матвеевич, телеграф… Вы угадали. Новости будем получать, — сказал взволнованно отец.
— Что же за новости вы с тех сосен получите? Ведь провода-то у вас дальше не идут?
— Беспроволочный телеграф будет…
— Ого! — воскликнул Рисней. — Инженер Кудрявцев хочет радиостанцию соорудить? Как на военных кораблях? По способу Маркони?
— Нет, по способу русского ученого Попова, — возразил отец.
— Виноват, насколько мне известно, английское адмиралтейство оборудовало свой военный флот установками беспроволочного телеграфа по способу, изобретенному и запатентованному Маркони, — доказывал англичанин. — Да и ваше военное ведомство купило права на такие установки у него же.
— Запатентовано это изобретение было, верно, Маркони, но изобретено оно было ранее нашим русским ученым Поповым, — спорил отец.
— Что же, Маркони перехватил секрет Попова? Технический плагиат?
— Как хотите называйте. Да это уже не секрет теперь. В технических кругах и в России и за границей отлично знают подлинную историю с изобретением беспроволочного телеграфа.
— Э, бросьте, мистер, спорить — вмешался Дубов, — не впервой иностранцы изобретения русских за свои выдают. Бритвами, и теми не брезгуют.
— Бритвами?! — не понял Рисней, высоко поднимая брови.
— Ну да, обыкновенными бритвами. Их делают у нас в Нижегородской губернии, в селе Павлово, в кустарных мастерских. Хорошие бритвы, заграничным не уступят. И дешевые. А немецкие торговцы додумались закупать по дешевке павловские бритвы, увозить их в Германию, в город Золинген, там ставить заводскую марку и ввозить эти бритвы вновь в Россию под видом заграничных, золингенских, и по дорогой уже цене.
— Да? — поморщился Рисней. — Очень может быть. На то и коммерция.
— Увы, мистер, — подал голос и Георгий, — судьба изобретения нашего ученого Попова — не исключение. Наши министерства не очень торопятся. В прошлую русско-германскую войну радиотелеграфом пользовались не только морские суда, но и штабы крупных сухопутных военных штабов, в том числе и английских.
Рисней утвердительно кивнул головой.
— Говорят, что большевики снабдили радиостанциями штабы не только фронтов и армий, но и многих дивизий, — продолжал Георгий. — Есть радиостанции и при штабах войск адмирала Колчака и генерала Деникина. С помощью их они устанавливают контакт. А большевики, как я слышал, соорудили в Москве такую сильную радиостанцию, что могут передавать свою пропаганду по беспроволочному телеграфу по всей Европе. Интересно бы послушать новости обоих источников — от белых и от красных. С азбукой Морзе мы, конечно, разберемся, лишь бы нешифрованные были передачи. Энергия у нас есть для питания станции, провода тоже. А вот с микрофонами как?
— У меня есть телефонный аппарат… — сообщил отец.
— А… Попробовать стоит. Конечно, мы только принимать сможем.
— Да, для оборудования вещающей станции у нас нет необходимых приборов.
— А что бы тогда? — поинтересовался Андрей Матвеевич.
— Тогда мы смогли бы послать кое-что от себя… Запрос сделать… Кричать на всю Россию, повествуя о своих приключениях.
— Глупости! — отрезал Дубов. — Это-то нам ни к чему, обойдемся без запросов, проживем пока смирненько, никому о себе не заявляя. Принимать телеграммы — дело полезное, а запрашивать обождем, нечего самим на рожон лезть.
Наконец одним декабрьским вечером аппарат ожил. Папа долго сидел возле него, прижав к уху телефонную трубку и повертывая пуговку своего аппарата, — ловя, как он говорил, волну. И вдруг он кивнул головой наблюдающему за ним Георгию:
— Есть…
Они слушали оба, чередуясь. Очевидно, сведения, принятые аппаратом, были нерадостны, судя по тому, что у Георгия было сильно расстроенное лицо.
— Ну, что хорошего? — спросил Андрей Матвеевич.
Георгий, бросив трубку аппарата, махнул в сердцах рукой: