Доля Ангелов
Шрифт:
Боже, у него до сих пор стояла перед глазами картинка — последняя самая совершенная модель Corniche 1995 IV, с низко посаженным бампером, была забита початками кукурузы, шелухой и стеблями. Уильяма Болдвена совершенно не позабавил этот вид, когда он обнаружил свою новую игрушку испорченной, после чего Макс не мог сидеть неделю.
Чтобы перестать вспоминать, Эдвард сказал:
— Прошлой ночью я был несказанно впечатлен тем, что ты совершила.
Шелби оглянулась на него и тут же отвернулась.
— Наб не такой уж и плохой. Он хочет стать более ответственным,
Эдвард рассмеялся… и Шелби резко повернулась к нему. Она пялилась на него во все глаза, поэтому он спросил:
— Что?
— Я никогда не слышала, что вы… ну.
— Смеюсь? Да, наверное, ты права. Но сегодня все по-другому, словно у меня тяжесть свалилась с плеч.
— Потому что с Набом все хорошо? Он всего лишь немного порезался, и с его передними ногами все будет в порядке. Могло быть и хуже.
— Благодарю тебя.
— Не за что.
— Ты знаешь… я люблю этого жеребца. Я помню тот день, когда купил его. Я только вышел из реабилитационного центра, испытывая адскую боль тогда. — Эдвард остановился на светофоре у большой белой церкви с медным шпилем. — Когда я пытался перенести вес на правую ногу, у меня все время было такое чувство, будто опять ее сломал. И я сидел исключительно на опиатах, мой пищеварительный тракт разучился принимать что-либо другое и работать. — Как только включился зеленый, он нажал на газ и оглянулся. — В общем много всего объяснять, если коротко, то опиаты способствуют застою желудочного тракта, что почти так же плохо, когда ты принимаешь наркотики. Боже, я никогда раньше не ценил обычных основных функций организма. Наверное, это никто не ценит. Мы бесконечно обсуждаем со всех сторон наше тело, мешок плоти, которое является средством, давать питание серому веществу, и принимаем обычную работу нашего тела как должное, если все отлично по жизни, постоянно жалуясь на его работу и как тяжело, или…
Эдварду пришлось пару раз взглянуть на свою пассажирку: Шелби по-прежнему сидела, повернувшись к нему в пол оборота, таращась на него, и да поможет ей Бог, с отвисшей челюстью.
Она выглядела не менее удивленной, нежели, когда занималась с жеребцом.
— Что? — спросил он.
— Ты пьян? И сел за руль?
— Нет. Последний раз я пил… прошлой ночью. Или позавчера. Я сбился со счета. Почему ты спрашиваешь?
— Как правило, ты немногословен.
— Ты хочешь, чтобы я перестал?
— Нет, вовсе нет. Это… хороший знак.
Эдвард подъехал к перекрестку. И ему пришлось напрячь память, чтобы вспомнить в какую сторону двигаться.
— Я думаю, что налево.
Они проезжали мимо торговых магазинчиков с ювелирными украшениями, салонов красоты, студии пилатес и бутика, продающего светильники. Потом мимо многоквартирных домов в три этажа, из кирпича, с припаркованными машинами.
«Сколько жизни, — подумал он. — Сосредоточено на земле».
Смешно, но раньше его единственное отношение к миру было связано с его статусом благородной семьи Брэдфордов, он игнорировал всех этих
Боль и проблемы со здоровьем, похоже вылечили его от этого высокомерия.
— Вот он, — с триумфом произнес Эдвард. — Я помнил, что он находится здесь.
Припарковавшись перед уютным маленьким ресторанчиком напротив, через улицу, он попытался обойти машину, чтобы открыть перед Шелби дверь, но его лодыжка и нога не могли двигаться так быстро, как хотелось бы, и она не стала дожидаться его, открыла дверь и вышла. Вместе, они перешли проезжую часть, он придержал перед ней дверь, когда они входили внутрь.
Эдвард глубоко вдохнул запах специй и жареного цыпленка, его желудок заурчал.
— Я узнал об этом месте, — сказал он, оглядывая переполненный зал, — от Мое. Он пару лет назад говорил мне что-то про этот ресторанчик и, наконец, как-то привез отсюда еду. Это было еще до… до Южной Америки.
Их проводили к столику в глубине зала, который ему как раз очень подходил. Поскольку он отличался от посетителей, был не из этого района, и ему совершенно не хотелось внимания на свой счет. Сегодня вечером? Он хотел быть таким же, как и эти посетители: обычным человеком не лучше, не хуже, не богаче, не беднее.
Открыв меню, он выбрал пару блюд.
— А как долго вы знаете Мое? — спросила Шелби, осматриваясь кругом.
— Годы. Он начал работать в Red & Black, когда ему было четырнадцать или пятнадцать, развозил сено и убирал в стойлах. Он умный парень.
— Он отзывается о вас с большим уважением.
Эдвард отодвинул от себя меню.
— Это взаимно. Мое для меня как брат во многом. А Джоуи, его сын? Я его знаю еще с пеленок.
Фактически, Джоуи и являлся причиной, почему они были здесь.
Эдвард вспомнил выражение лица парня, когда он наблюдал за Шелби, пытающейся укротить Наба.
Обычно, Эдвард никогда не вмешивался в чужие дела, тем более такого характера. Но почему-то ему захотелось, прямо спросить у Шелби.
Прежде чем все изменится.
Подошла официантка, они сделали заказ, повивая воду, он спросил:
— По поводу Джоуи.
— Да? — Шелби подняла на него открытый и бесхитростный взгляд. — Что?
Эдвард крутил в руке вилку.
— Что ты о нем думаешь?
— Я думаю, что он очень хорош с лошадьми. Он никогда не теряет самообладание. У него все отлично получается.
— Ты думаешь, что он…
— Вы же не уволите его за то, что произошло прошлой ночью, не так ли? Это не его вина. На самом деле никто не виноват и…
— Что? Боже, конечно же, нет. — Эдвард отрицательно покачал головой. — Джоуи хороший мальчик. Мне просто интересно, что ты о нем думаешь,… ну, ты понимаешь?
Шелби пожала плечами.
— Он хороший человек. Но если вы спрашиваете меня, намереваюсь ли я иметь с ним какие-то отношения, ответ будет отрицательный.