Шрифт:
Грешнов Михаил Николаевич
ДОЛЖЕН ВАМ РАССКАЗАТЬ
Я - Кэбот Финк, судовой врач. Получил медицинское образование в Принстоне. Знаю итальянский язык. Увлекаюсь музыкой Россини и Верди. Хочу побывать в Италии, послушать "Дон Карлоса" с итальянской сцены, поискать новые народные песни: итальянская музыка - мое хобби. Но я далек от фантастики, от политики и от баллистики. Современный мир с Вьетнамом и атомными грибами меня возмущает. Больше - он мне противен. Музыка да солнце над головой - единственно светлое, что еще остается в жизни. Женщина может вам изменить, поэзия - обмануть, фантастика - напугать. Всему этому я не верю. А вот послушать "Дон Карлоса" я бы не отказался. Не откажусь побывать
– Итак, я судовой врач. Плаваю на рефрижераторе "Элмери" из Сиднея в Сан-Франциско и из Сан-Франциско в Сидней. Одиннадцать тысяч девятьсот километров в каждый конец. Это меня устраивает. Океан, солнце над головой, и целые месяцы на горизонте - ни пятнышка. Штормы и шквалы не в счет. К ним можно привыкнуть. В конце концов за все надо платить, за солнце и океан - тоже. Зато какой простор, как легко дышится! И полная безопасность; "Элмери" неплохая посудина. Неторопливая, правда, а куда торопиться бараньим тушам?..
Капитан Фримен шутит по этому поводу:
– Пусть прохлаждаются. Еще успеют зажариться в ресторанах Лос-Анжелоса и Фриско...
С капитаном Фрименом я плаваю шестой год. За это время мы узнали друг друга с достаточной полнотой. И уважаем друг друга. Во всяком случае, в той мере, чтобы не досаждать один другому бессмысленной болтовней. В этом плане все у нас сведено к минимуму:
"Доброе утро, док" - "Доброе утро, сэр", "Добрый день" "Добрый день", "Покойной ночи" - "Взаимно, сэр". И - ничего больше. Ни трепотни, ни политики. Не то, что на других кораблях: "Э, док, все равно наши джиай всыпят красным по ту и по другую сторону от семнадцатой параллели. Это же ясно, как на таблице, док: дважды два - четыре, а не двадцать пять и не кибернетика. Будете спорить?..". Капитаны танкеров и рефрижераторов отчаянные политики - всех бы в советники президенту... Ничего подобного у нас с капитаном Фрименом. "Покойной ночи, док", - и легкий поклон. Может быть, потому, что с "Элмери" за эти шесть лет не было происшествий, а с нами никаких потрясений. До последнего рейса.
Последний рейс - исключение. Но начнем по порядку: сначала и не упуская подробностей. Нет, это не протокол. И не хроника. Это последовательная цепь событий, как они произошли в океане и как запомнились мне, Кэботу Финку. Здесь будет не один мой рассказ. Здесь и рассказ Артуро. Мне бы хотелось подчеркнуть разницу между тем и другим. Об этом я еще скажу впереди, Но все же прошу эту разницу видеть и помнить.
Нас на "Элмери" потрепало тайфуном, сбило с пути, Это была "Джина", наделавшая немало дел в океане. Тайфунам даются ласковые женские имена, что совсем не соответствует их характеру. "Джина" унесла у нас две спасательные шлюпки, сорвала антенну и на протяжении двадцати метров сломала фальшборт на правой стороне корабля. Как ни плясали мы в дрейфе, она стянула нас к югу, в середину акватории, где испытывалось секретное оружие. Когда наконец мы обрели способность ориентироваться, капитан заорал в машинное отделение:
– Полный вперед, дьяволы! Знаете, где мы находимся?..
И не ушел с мостика, пока "Элмери" не выскочил за линию невидимого квадрата.
"Джина" прошла так же внезапно, как началась, океан стал успокаиваться, на корабле команда занималась ремонтом: натягивали антенну, чинили перила.
– Давай, поторапливайся!
– покрикивал капитан Фримен.
Больше всего он жалел об утерянных шлюпках. Шлюпки были новые, взамен снятых в Сиднее. Потому мх и унесло, что они, по мнению капитана, не "прилежались" на месте. Будь это старые, добрые, с облупленной краской шлюпки, они, конечно, бы уцелели. Капитан не знал, кого винить за потерю, помощники ходили с независимым видом, придраться не к кому. Виновата во всем инспекция, по настоянию которой шлюпки были заменены. Но инспекция далеко, настроение сорвать не на ком, и потому капитан покрикивал на матросов:
– Поторапливай!..
"Элмери" вышел на линию Сидней-Фриско, каждый час могли встретиться корабли, капитану не хотелось, чтобы в сторону рефрижератора тыкали пальцами.
– Шлюпка слева по борту!
– раздался вдруг крик вахтенного.
– Капитан, шлюпка слева по борту!
Все свободные от работы ринулись к левому борту, капитан направил бинокль туда, куда показывал вахтенный. Я отчетливо слышал, как Фримен сказал:
– Лопни мои глаза!..
Капитан умел произносить крепкие слова, и - как я убеждался неоднократно, - очень кстати.
– Лопни мои глаза, - повторил он, - если это не шлюпка с "Элмери"!..
Помолчал минуту, вглядываясь, и сказал:
– Наша шлюпка!
– Гаркнул в машинное отделение: - Стоп!
Я подошел ближе:
– Капитан, вы сказали, что это наша шлюпка?..
– В ней человек!
– вместо ответа воскликнул капитан Фримен.
– Листред!
– крикнул второму помощнику.
– Готовьте спасательный бот!
Матросы бросили работу на палубе, перешли к левому борту. Заскрипели блоки, опуская в море моторный бот. Теперь и матросы увидели, что шлюпка с "Элмери".
– Наша!
– Вот это факт! Нашли свою шлюпку!
– Ребята, в ней кто-то есть!
– Из наших?..
– Наши все на борту!
– Боцман, точно, что наши все на борту?..
– Все, - подтвердил боцман.
– А в шлюпке кто?..
– Эй, внизу!
– закричал боцман Листреду, севшему за руль спасательного бота.
– В шлюпке кто-то из посторонних!
– Что?
– Листред не расслышал - моторист запустил мотор.
– Человек в шлюпке!
– закричал боцман.
Листред опять не расслышал, махнул рукой. Бот, развернувшись, круто взял к шлюпке.
На борту все затихли. "Элмери" покачивало на пологой волне. С мостика было видно, как бот подошел к шлюпке и как Листред поднялся во весь рост, заметив наконец человека. Помощник, размахивая руками, отдавал распоряжения. Матрос перепрыгнул с бота на шлюпку, ему бросили конец, который он тотчас закрепил на носу шлюпки. Склонился над человеком, лежавшим на корме, потом обернулся к Листреду, - наверное, что-то сказал, - слов не было слышно. Бот развернулся и пошел к "Элмери", шлюпка шла на буксире. На борту "Элмери" по-прежнему было тихо, все смотрели на бот и на шлюпку, старались рассмотреть в ней человека, лежавшего неподвижно лицом вверх.
– Живой или мертвый?
– спросил кто-то у борта.
Ответом было молчание, все продолжали вглядываться в шлюпку и в распростертое тело. Лучше всех было видно капитану в бинокль. Боцман спросил:
– Как там в шлюпке, кэптэн?
Капитан не ответил и не опустил бинокль. Он видел лицо лежавшего в шлюпке, - с закрытыми глазами, с заострившимися чертами, - такое лицо должно быть у человека, найденного в океане, в заброшенной шлюпке, На бороде щетина, глаза ввалились. Но это не было лицо трупа. Человек был жив, и капитан Фримен сказал: